Произведения русской литературы

СОТНИКОВ

Повесть (1970)

Зимней ночью, хоронясь от немцев, кружили по полям и перелескам Рыбак и Сотников, получившие задание добыть продовольствие для партизан. Рыбак шел легко и быстро, Сотников отставал, ему вообще не следовало отправляться на задание — он заболевал: бил кашель, кружилась голова, мучила слабость. Он с трудом поспевал за Рыбаком. Хутор, к которому они направлялись, оказался сожженным. Дошли до деревни, выбрали избу старосты. «Здравствуйте, — стараясь быть вежливым, поздоровался Рыбак.— Догадываетесь, кто мы?» «Здравствуйте»,— без тени подобострастности или страха отозвался пожилой человек, сидевший за столом над Библией. «Немцам прислуживаешь? — продолжал Рыбак. — Не стыдно быть врагом?» «Своим людям я не враг», — так же спокойно отозвался старик. «Скотина есть? Пошли в хлев». У старосты взяли овцу и не задерживаясь двинулись дальше.

Они шли через поле к дороге и внезапно уловили впереди шум. Кто-то ехал по дороге. «Давай бегом», — скомандовал Рыбак. Уже видны были две подводы с людьми. Оставалась еще надежда, что это крестьяне, тогда все обошлось бы. «А ну, стой! — донесло злой окрик. — Стой, стрелять будем!» И Рыбак прибавил в беге. Сотников отстал. Он упал на склоне — закружилась голова. Сотников испугался, что не сможет подняться. Нашарил в снегу винтовку и выстрелил наугад. Побывав в добром десятке безнадежных ситуаций, Сотников не боялся смерти в бою. Боялся только стать обузой. Он смог сделать еще несколько шагов и почувствовал, как ожгло бедро и по ноге потекла кровь. Подстрелили. Сотников снова залег и начал отстреливаться по уже различимым в темноте преследователям. После нескольких его выстрелов все стихло. Сотников смог разглядеть фигуры, возвращавшиеся к дороге. «Сотников! — услышал он вдруг шепот. — Сотников!» Это Рыбак, ушедший уже далеко, все-таки вернулся за ним. Вдвоем под утро они добрались до следующей деревни. В доме, куда они вошли, партизан встретила девятилетняя девочка. «Как мамку зовут?» — спросил Рыбак. «Дёмчиха, — ответила девочка. — Она на работе. А мы вчетвером тут сидим. Я самая старшая». И девочка гостеприимно выставила на стол миску с вареной картошкой. «Я тебя здесь хочу оставить, — сказал Рыбак Сотникову. — Отлежись». «Мамка идет!» — закричали дети. Вошедшая женщина не удивилась и не испугалась, только в лице ее что-то дрогнуло, когда она увидела пустую миску на столе. «Что вам еще надо? — спросила она. — Хлеба? Сала? Яиц?» — «Мы не немцы». — «А кто же вы? Красные армейцы? Так те на фронте воюют, а вы по углам шастаете», — зло выговаривала женщина, но тут же занялась раной Сот-никова. Рыбак глянул в окно и отпрянул: «Немцы!» «Быстро на чердак», — распорядилась Дёмчиха. Полицаи искали водку. «Нет у меня ничего, — зло отругивалась Дёмчиха. — Чтоб вам околеть». И тут сверху, с чердака, грохнул кашель. «Кто у тебя там?» Полицаи уже лезли наверх. «Руки вверх! Попались, голубчики».

Связанных Сотникова, Рыбака и Дёмчиху повезли в соседнее местечко в полицию. В том, что они пропали, Сотников не сомневался. Мучила его мысль о том, что они оказались причиной гибели вот для этой женщины и ее детей... Первым на допрос повели Сотникова. «Вы думаете, я скажу вам правду?» — спросил Сотников у следователя Портнова. «Скажешь, — негромко сказал полицай. — Все скажешь. Мы из тебя фарш сделаем. Повытянем все жилы, кости переломаем. А потом объявим, что всех выдал ты... Будилу ко мне!» — приказал следователь, и в комнате появился буйволоподобный детина, огромные его ручищи оторвали Сотникова от стульчика...

Рыбак же пока томился в подвале, в котором неожиданно встретил старосту. «А вас-то за что посадили?» — «За то, что не донес на вас. Пощады мне не будет», — как-то очень спокойно ответил старик. «Какая покорность! — думал Рыбак. — Нет, я все-таки за свою жизнь еще повоюю». И когда его привели на допрос, Рыбак старался быть покладистым, не раздражать зря следователя — отвечал обстоятельно и, как ему казалось, очень хитро. «Ты парень вроде с головой, — одобрил следователь. — Мы проверим твои показания. Возможно, сохраним тебе жизнь. Еще послужишь великой Германии в полиции. Подумай». Вернувшись в подвал и увидев сломанные пальцы Сотникова — с вырванными ногтями, запекшиеся в сгустках крови, — Рыбак испытал тайную радость, что избежал такого. Нет, он будет изворачиваться до последнего. В подвале их было уже пятеро. Привели еврейскую девочку Басю, от которой требовали имена тех, кто ее скрывал, и Дёмчиха.

Наступило утро. Снаружи послышались голоса. Говорили про лопаты. «Какие лопаты? Зачем лопаты?» — тягостно заныло в Рыбаке. Дверь подвала отворилась: «Выходи: ликвидация!» Во дворе уже стояли полицаи с оружием на изготовку. На крыльцо вышли немецкие офицеры и полицейское начальство. «Я хочу сделать сообщение, — выкрикнул Сотников. — Я партизан. Это я ранил вашего полицая. Тот, — он кивнул на Рыбака,— оказался здесь случайно». Но старший только махнул рукой: «Ведите». «Господин следователь, — рванулся Рыбак. — Вы вчера мне предлагали. Я согласен». «Подойдите поближе, — предложили с крыльца. — Вы согласны служить в полиции?» «Согласен», — со всей искренностью, на которую был способен, ответил Рыбак. «Сволочь»,— как удар, стукнул его по затылку окрик Сотникова. Сотникову сейчас было мучительно стыдно за свои наивные надежды спасти ценой своей жизни попавших в беду людей. Полицаи вели их на место казни, куда уже согнали жителей местечка и где сверху уже свешивались пять пеньковых петель. Приговоренных подвели к скамейке. Рыбаку пришлось помогать Сотникову подняться на нее. «Сволочь», — снова подумал про него Сотников и тут же укорил себя: откуда у тебя право судить... Опору из-под ног Сотникова выбил Рыбак.

Когда все кончилось и народ расходился, а полицаи начали строиться, Рыбак стоял в стороне, ожидая, что будет с ним. «А ну! — прикрикнул на него старший. — Стать в строй. Шагом марш!» И это было Рыбаку обыкновенно и привычно, он бездумно шагнул в такт с другими. А что дальше? Рыбак провел взглядом по улице: надо бежать. Вот сейчас, скажем, бухнуться в проезжающие мимо сани, врезать по лошади! Но, встретившись с глазами мужика, сидевшего в санях, и почувствовав, сколько в этих глазах ненависти, Рыбак понял: с этим не выйдет. Но с кем тогда выйдет? И тут его, словно обухом по голове, оглушила мысль: удирать некуда. После ликвидации — некуда. Из этого строя дороги к побегу не было.

Мир героев

Дёмчиха (Авгинья Окунь, жена Дёмки Окуня) — хозяйка старой, стоящей на отшибе запущенной избы, куда Рыбак приводит раненого Сотникова, У Д. четверо Детей («а она одна работница»); «утомленное, какое-то серое, не очень еще и пожилое лицо с сетью ранних морщин возле рта красноречиво свидетельствовало о непреходящей горечи ее трудовой жизни»! Партизан встречает настороженно и неприязненно — боится за детей. Д. раздражена тем, что скудная еда, предназначенная для детей, достается партизанам. Увидев рану Сотникова, смягчается и, несмотря на опасность, соглашается оставить Сотникова у себя. Арестованная вместе с партизанами, убивается из-за осиротевших и, скорее всего, Обреченных на голодную смерть детей, но гнев свой вымещает на полиции и немцах.

Петр (Петра Качан) — староста в деревне, в дом которого Рыбак и Сотников пришли за продуктами. П. 67 лет. «Пожилой, с коротко подстриженной бородой человек». Рыбак отмечает про себя, что П. с характером. Услышав приказ выйти, не оставляющий сомнений, что его собираются расстрелять, он «с завидным самообладанием неторопливо поднялся за столом, надел в рукава тулуп,.. «Ну что ж, воля ваша. Бейте! Не вы, так другие. Вон, ставили уже, стреляли». П. обвиняет партизан и сына-красноармейца в том, что это они отдали его немцам. Он упрямо не соглашается признать себя врагом, а о том, что пошел в старосты по просьбе местных мужиков и бывшего секретаря райкома, П. сообщает партизанам только в ночь перед казнью. При аресте полицаи находят у старосты спрятанную им еврейскую девочку Басю, дочь Меера-сапожника, единственную уцелевшую из семьи. Басю увозят вместе с П., допрашивают, добиваясь имен тех, кто ее укрывал раньше. Девочка молчит, и ее затем казнят вместе со всеми.

Арестованного П. допрашивают и пытают, добиваясь согласия сотрудничать с полицией. П. отказывается и во время казни держится с достоинством — «с осторожностью выпрямился ни скамье, не поднимая головь!,' сдержанно и значительно, как в церкви, поклонился людям».

Рыбак — напарник Сотникова, мужественный партизан и надежный товарищ. Однако Р. раздражает нездоровье Сотникова'и необходимость заботиться о слабеющем напарнике. Сам Р. лучше подготовлен Для этого задания — и сил больше, и одет теплее. Р. уверен в себе, несмотря на молодость, он побывал в разных переделках. Резок, прямолинеен — вникать в сложности чужой психологии на войне, проявлять человеколюбие кажется ему глупым. Но в натуре Р. нет жестокости. «Он не любил причинять людям зло — обижать невзначай или с умыслом, не терпел, когда на него таили обиду. В армии, правда, трудно было обойтись без того — случалось, и взыскивал, но старался, чтобы все выглядело по-хорошему, ради пользы службы». И старосту, которого, по мнению партизан, следовало расстрелять за прислужничество немцам, Р. пожалел — «очень уж мирным, по-крестьянски знакомым показался ему этот Петр. Если что, пусть его накажут другие».

Когда партизан захватывают полицаи, Р. втайне злится на Сотникова — если бы не его болезнь, все могло бы повернуться иначе. Для Р. жизнь воплощена в его физическом существовании — dH отказывается согласиться с тем, что погибнет. . «Он хотел жить! Он <...> не терял надежды, каждую секунду ждал случая, чтобы обойти судьбу и спастись». Р. решает обмануть следствие и пытается уговорить Сотникова вместе с ним разыграть перед полицаями игру в поддавки. Отказ Сотникова Р. относит на счёт его, Сотникова, «твердолобого упрямства» и «каких-то принципов». Р. уверен, что в игре, «которая называется жизнью, чаще с выигрышем оказывается тот, кто больше хитрит». Когда Р. предложили служить в полиции, он «вдруг ясно ощутил свободу, простор, даже легкое дуновение свежего ветра в поле». Возвращаясь в подвал, он «уже чувствовал остро, радостно — будет жить!.. Все остальное — потом». «Он вовсе не собирался выдавать им партизанских секретов, ни тем более поступать в полицию, хотя и понимал, что уклониться от нее, видно, будет не просто. Но ему важно было выиграть время». Утром, когда всех повели на казнь, Р. дает согласие вступить в полицию. Ему приказывают участвовать в казни его товарищей, и именно Р. помогает Сотникову подняться на чурбак под виселицей, а потом выбивает его из-под ног товарища. После казни, оказавшись в строю полицаев, Р. думает о том, как теперь убежать отсюда. «И тут его <...> оглушила неожиданная в эту минуту мысль: удирать некуда. После этой ликвидации — некуда. Из этого строя дороги к побегу уже не было».

Сотников — центральный персонаж повести, белорусский партизан. Зимней ночью Отправляется вместе со своим напарником Рыбаком на задание — добывать по деревням продовольствие для отряда. Ему 28 лет, бывший учитель; служил артиллеристом, был командиром батальона. В самом начале войны попал в окружение, после безуспешных попыток пробиться через линию фронта оказался в партизанском отряде.

У С. «тощая, туго подпоясанная фигура», несмотря на сильный мороз, он в шинели и в пилотке. С. нездоров — бьет кашель, мучительно ноет «все его больное простуженное тело». Он мог бы и не идти на задание, но несколько партизан по разным причинам отказались, и С. стало неловко: «Потому и не отказался, что другие отказались». В темноте партизаны нарываются на полицаев и принимают бой. С. ранен в ногу, но одного полицая они тоже подстрелили, и нападающие отступают. Рыбак доводит раненого С. до ближайшей деревни, чтобы спрятать его у местных жителей. Они укрываются в избе Дёмчихи. Случайно зашедшие — в поисках выпивки — полицаи арестовывают партизан вместе с хозяйкой. С. оказывается в подвале полицейской управы. Он понимает, что отсюда уже не вырваться, и испытывает чувство вины перед Дёмчихой.

В ожидании допроса С. «почувствовал, что вплотную приблизился к своему рубежу, своей главной черте, возле которой столько ходил на войне, а сил у него было немного». С. отказывается давать показания. Его пытают. Гибель с оружием в руках, которой он еще недавно боялся, кажется теперь ему «недостижимой роскошью». Именно эти часы становятся для С. самыми важными в жизни: он осознает, что есть нечто более важное и значительное, нежели физическая жизнь, — то, что делает человека человеком. «Если что-либо еще и заботило его в жизни, то это последние обязанности по отношению к людям, волею судьбы или случая оказавшимся теперь рядом. Он понял, что не вправе погибнуть прежде, чем определит свои с ними отношения, ибо эти отношения, видно, станут, последним проявлением его «я» перед тем, как оно навсегда исчезнет».

С., «на несколько коротких часов приобрел какую-то особую, почти абсолютную независимость от силы своих врагов». Он просто и легко решает «взять все на себя». Эта жертва была необходима ему не менее, чем другим. С. не мог согласиться, «что его смерть явится нелепой случайностью по воле этих пьяных прислужников», она должна что-то утверждать и «по возможности завершить то, что не успела осуществить жизнь». «Иначе зачем тогда жизнь?»

Утром, когда пленников вывели во двор, С. делает заявление о том, что ночью в полицая стрелял именно он, Сотников, а Рыбак и остальные тут ни при чем. Практического результата этот поступок его не имел — всех, кроме Рыбака, согласившегося вступить в полицию, повели на казнь. Петлю на шею С. надевает Рыбак. С., повинуясь первому порыву, думает о нем: «Выкрутился, сволочь!» — но обретенная им в эти страшные часы сила заставляет усомниться в собственном праве судить других. Сам же, он полностью воспользовался «последней милостью» судьбы — умер достойно.

перейти к началу страницы