Литература

Содержание раздела

Язык литературы и литературный язык

Русский национальный язык — это прежде всего нормированный литературный язык, т. е. язык, которому обучают в школе и институте, это язык газет, радио и телевизионных передач, официальных выступлений и документов и т. п. Ему противостоят все более вытесняемые им многочисленные местные диалекты национального языка. В повседневном общении людей, объединяемых профессией или общими интересами, широко распространены социальные диалекты, или жаргоны. Наконец, непринужденная бытовая речь обнаруживает общие для миллионов людей, даже хорошо владеющих литературным языком, признаки, ряд которых свойствен просторечию. В зависимости от условий общения, от собеседников один и тот же человек говорит по-разному, но речь его остается русской.

Легко может возникнуть мысль, что термин «литературный язык» — это просто другое наименование для «языка художественной литературы». Но совпадения здесь нет! Диалектная речь в «Тихом Доне» М. Шолохова — важное средство создания художественного эффекта; «Манифест барона Врангеля» Д. Бедного задуман и осуществлен как монолог незадачливого барона, говорящего на варварской смеси двух языков (так называемая макароническая речь):

Поэт создает своеобразный словесный портрет лютого врага советского народа, но у читателя полное впечатление, что говорит сам барон.

Так обычно строятся драматические произведения: авторской речи в них, как правило, нет (кроме ремарок типа «Сцена представляет собой...» и т. п.), а говорят одни персонажи, причем каждый по-своему.

Легко заметить отличие авторской речи от речи героев в «Двенадцати» А. Блока или в «Василии Теркине» А. Твардовского.

Когда речь всех героев в пьесе, романе или поэме выглядит одинаковой, читатель вправе упрекнуть автора в языковом неправдоподобии.

Зачем изучают литературный язык? Не проще ли пользоваться каждому своим родным диалектом? Проще-то проще, но только в том случае, если жить, не общаясь с внешним миром, «не выходя за околицу». Во-первых, диалекты в некоторых языках не обеспечивают даже малейшего взаимопонимания. Но даже там, где различные диалекты близки друг к другу (как, например, в русском языке), устный язык и письменность в условиях национального государства не могут существовать без единых норм. Во-вторых, литературный язык гораздо богаче самого богатого словами и выражениями диалекта. В диалектах просто отсутствуют сотни и тысячи слов, необходимых для учебника литературы, очерка о космических полетах, для дипломатической ноты или романа о Великой Отечественной войне. В-третьих, только тогда, когда у человека воспитано чувство общеязыковой нормы, он способен понимать всю прелесть обоснованных отступлений от нее, наслаждаться искусством художественного слова.

Литературный язык впитал в себя богатства различных диалектов. Даже своим рождением он обязан именно диалекту — диалекту Москвы.

Сложившийся литературный язык пополняется не только за счет заимствований из других языков. Так, слова зябь, почин, проран диалектные по происхождению. Выражение наломать дров в прямом и переносном значении возникло в южновеликорусском наречии. Конечно, далеко не каждое диалектное слово, употребленное писателем, оседает в литературном языке, но именно художественной литературе язык обязан многими словами и выражениями, ранее известными только в диалектах. Классический пример — слово зеленя, т. е. «молодые всходы хлебов», взятое И. С. Тургеневым из орловских говоров для «Записок охотника».

В обогащении литературного языка участвуют и жаргоны. Сейчас никто уже не вспоминает первоначальное значение слова двурушник. А между тем оно служило в свое время жаргонным обозначением нищего на церковной паперти, который просил подаяние, протягивая к прихожанам обе руки сразу.

Из жаргона бурсаков, учащихся духовных семинарий в дореволюционной России, пришло слово ерунда; из узкого круга профессиональных чертежников прошлого века проникло к нам (через произведения Ф. М. Достоевского) слово стушеваться; речь охотников обогатила литературный язык словом чуять и т. п.

Внутри литературного языка есть свои выразительные средства. Это прежде всего разветвленные стилистические противопоставления. Например, нейтральному слову лоб, которое мы можем употреблять в любой ситуации, соответствует высокое слово чело, нейтральному глаза — высокое очи и низкое гляделки, нейтральному есть — высокое вкушать и т. д. Солидный том могли бы ссставить фразеологические выражения типа притча во языцех, как пить дать, попасть впросак, с глазу на глаз, и вся недолга; привычные метафоры: нос лодки, стрелять из орудия, сломя голову, часы идут и многие другие.

Но как ни богат литературный язык в этом отношении, язык художественной литературы неизмеримо превосходит его. Почти нет таких слов и языковых форм, которые практически не могли бы стать материалом для художественного образа. Даже грубость слова в художественном произведении может быть оправдана. Все дело, как писал А. С. Пушкин, «в чувстве соразмерности и сообразности».

Отыскать для каждого образа единственно «нужные» слова, для каждого произведения — необходимые средства художественного выражения мыслей к чувств — вот задача, которую решают настоящие художники слова. О борьбе писателей за точную, яркую речь говорят не только много раз переписанные черновики рукописей, хранящиеся в литературных архивах и музеях, в фондах крупнейших писателей. Есть и прямые свидетельства этого.

В статье «Как делать стихи» В. Маяковский подробно рассказывает о муках творчества: «Когда уже основное готово, вдруг выступает ощущение, что ритм рвется — не хватает какого-то сложка, звучика. Начинаешь снова перекраивать все слова, и работа доводит до исступления. Как будто сто раз примеряется на зуб не садящаяся коронка, и, наконец, после сотни примерок, ее нажали, и она села. Сходство для меня усугубляется еще и тем, что когда, ваконец, эта коронка «села», у меня аж слезы из глаз (буквально) — от боли и от облегчения».

В редчайшую минуту творческого удовлетворения Э. Багрицкий с законной гордостью сказал о мастерах языка:

перейти к началу страницы