Литература

Содержание раздела

Большой справочник "РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА"

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Б. Л. Пастернак

СТИХОТВОРЕНИЯ

Сборник «Поверх барьеров»

Из раздела «НАЧАЛЬНАЯ ПОРА»

Февраль. 
Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. 
За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

<1928>

Из раздела «ПОВЕРХ БАРЬЕРОВ»

Не как люди, не еженедельно,
Не всегда, в столетье раза два
Я молил тебя: членораздельно
Повтори творящие слова.

И тебе ж невыносимы смеси
Откровений и людских неволь.
Как же хочешь ты, чтоб я был весел?
С чем бы стал ты есть земную соль?

Из цикла «Весна» 

1

Что почек, что клейких заплывших огарков
Налеплено к веткам!
Затеплен Апрель.
Возмужалостью тянет из парка,
И реплики леса окрепли.

Лес стянут по горлу петлею пернатых
Гортаней, как буйвол арканом,
И стонет в сетях, как стенает в сонатах
Стальной гладиатор органа.

Поэзия!
Греческой губкой в присосках
Будь ты, и меж зелени клейкой
Тебя б положил я на мокрую доску
Зеленой садовой скамейки.

Расти себе пышные брыжи и фижмы,
Вбирай облака и овраги,
А ночью, поэзия, я тебя выжму
Во здравие жадной бумаги.

Сборник «Сестра моя - жизнь»

Из раздела »НЕ ВРЕМЯ ЛЬ ПТИЦАМ ПЕТЬ»

Про эти стихи

На тротуарах истолку
С стеклом и солнцем пополам,
Зимой открою потолку
И дам читать сырым углам.

Задекламирует чердак
С поклоном рамам и зиме,
К карнизам прянет чехарда
Чудачеств, бедствий и замет.

Буран не месяц будет месть,
Концы, начала заметет.
Внезапно вспомню: солнце есть;
Увижу: свет давно не тот.

Мигая, моргая, но спят где-то сладко,
И фата-морганой любимая спит
Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,
Вагонными дверцами сыплет в степи.

Галчонком глянет Рождество,
И разгулявшийся денек
Прояснит много из того,
Что мне и милой невдомек.

В кашне, ладонью заслонясь,
Сквозь фортку кликну детворе:
Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?

Кто тропку к двери проторил,
К дыре, засыпанной крупой,
Пока я с Байроном курил,
Пока я пил с Эдгаром По?

Пока в Дарьял, как к другу, вхож,
Как в ад, в цейхгауз и в арсенал,
Я жизнь, как Лермонтова дрожь,
Как губы в вермут, окунал.

Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе
Расшиблась весенним дождем обо всех,
Но люди в брелоках высоко брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе.

У старших на это свои есть резоны.
Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,
Что в грозу лиловы глаза и газоны
И пахнет сырой резедой горизонт.

Что в мае, когда поездов расписанье
Камышинской веткой читаешь в купе,
Оно грандиозней святого писанья
И черных от пыли и бурь канапе.

Что только нарвется, разлаявшись, тормоз
На мирных сельчан в захолустном вине,
С матрацев глядят, не моя ли платформа,
И солнце, садясь, соболезнует мне.

И в третий плеснув, уплывает звоночек
Сплошным извиненьем: жалею, не здесь.
Под шторку несет обгорающей ночью
И рушится степь со ступенек к звезде.

Из раздела «ЗАНЯТЬЕ ФИЛОСОФИЕЙ»

Определение поэзии

Это - круто налившийся свист,
Это - щелканье сдавленных льдинок,
Это - ночь, леденящая лист,
Это - двух соловьев поединок.

Это - сладкий заглохший горох,
Это - слезы вселенной в лопатках,
Это - с пультов и с флейт - Figaro
Низвергается градом на грядку.

Все, что ночи так важно сыскать
На глубоких купаленных доньях,
И звезду донести до садка
На трепещущих мокрых ладонях.

Площе досок в воде - духота.
Небосвод завалился ольхою.
Этим звездам к лицу б хохотать,
АН вселенная - место глухое.

Из раздела «ПОСЛЕСЛОВЬЕ»

Любимая - жуть!
Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан.
Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды.
Он знает - нельзя:
Прошли времена и - безграмотно.

Он видит, как свадьбы справляют вокруг.
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее, - паюсной.

Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою.
И мстят ему, может быть, только за то,
Что там, где кривят и коверкают,

Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.

И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.

И всем, чем дышалось оврагам век,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнет по тифозной тоске тюфяка,
И хаосом зарослей брызнется.

Ты спросишь, кто велит,
Чтоб губы астр и далий
Сентябрьские страдали?
Чтоб мелкий лист ракит
С седых кариатид
Слетал на сырость плит
Осенних госпиталей?

Ты спросишь, кто велит? -
Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви,
Ягайлов и Ядвиг.

Не знаю, решена ль
Загадка зги загробной,
Но жизнь, как тишина
Осенняя, - подробна.

Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?

Давай ронять слова,
Как сад - янтарь и цедру,
Рассеянно и щедро,
Едва, едва, едва.

Не надо толковать,
Зачем так церемонно
Мареной и лимоном
Обрызнута листва.

Кто иглы заслезил
И хлынул через жерди
На ноты, к этажерке
Сквозь шлюзы-жалюзи.

Кто коврик за дверьми
Рябиной иссурьмил,
Рядном сквозных, красивых,
Трепещущих курсивов.

Ты спросишь, кто велит,
Чтоб август был велик,
Кому ничто не мелко,
Кто погружен в отделку

Кленового листа
И с дней Экклезиаста 
Не покидал поста
За теской алебастра?

Сборник «Темы и вариации»

Из раздела «Я ИХ МОГ ПОЗАБЫТЬ»

3

Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут, - а слова
Являются о третьем годе.

Так начинают понимать.
И в шуме пущенной турбины
Мерещится, что мать - не мать.
Что ты - не ты, что дом - чужбина.

Что делать страшной красоте
Присевшей на скамью сирени,
Когда и впрямь не красть детей?
Так возникают подозренья.

Так зреют страхи. Как он даст
Звезде превысить досяганье,
Когда он - Фауст, когда - фантаст?
Так начинаются цыгане.

Так открываются, паря
Поверх плетней, где быть домам бы,
Внезапные, как вздох, моря.
Так будут начинаться ямбы.

Так ночи летние, ничком
Упав в овсы с мольбой: исполнься,
Грозят заре твоим зрачком,
Так затевают ссоры с солнцем.
Так начинают жить стихом. 

1921

Из раздела «НЕСКУЧНЫЙ САД»

8. Из цикла «Весна (Пять стихотворений)»

Весна, я с улицы, где тополь удивлен,
Где даль пугается, где дом упасть боится,
Где воздух синь, как узелок с бельем
У выписавшегося из больницы.

Где вечер пуст, как прерванный рассказ,
Оставленный звездой без продолженья
К недоуменью тысяч шумных глаз,
Бездонных и лишенных выраженья.

1918

10. Поэзия •

Поэзия, я буду клясться
Тобой, и кончу, прохрипев:
Ты не осанка сладкогласца,
Ты - лето с местом в третьем классе,
Ты - пригород, а не припев.

Ты - душная, как май, Ямская,
Шевардина ночной редут,
Где тучи стоны испускают
И врозь по роспуске идут.

Поэзия, когда под краном
Пустой, как цинк ведра, трюизм,
То и тогда струя сохранна,
Тетрадь подставлена, - струись!

1922

Из раздела «СМЕШАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ»

Борису Пильняку

Иль я не знаю, что, в потемки тычась,
Вовек не вышла б к свету темнота,
И я - урод, и счастье сотен тысяч
Не ближе мне пустого счастья ста?

И разве я не мерюсь пятилеткой,
Не падаю, не подымаюсь с ней?
Но как мне быть с моей грудною клеткой
И с тем, что всякой косности косней?

Напрасно в дни великого совета,
Где высшей страсти отданы места,
Оставлена вакансия поэта:
Она опасна, если не пуста.

Сборник «Второе рождение»

Из цикла «Волны» 

* * *

Мне хочется домой, в огромность
Квартиры, наводящей грусть.
Войду, сниму пальто, опомнюсь,
Огнями улиц озарюсь.

И в рельсовом витье двояся, -
Предместье, а не перепев -
Ползут с вокзалов восвояси
Не с песней, а оторопев.

Перегородок тонкоребрость
Пройду насквозь, пройду, как свет.
Пройду, как образ входит в образ
И как предмет сечет предмет.

Отростки ливня грязнут в гроздьях
И долго, долго, до зари
Кропают с кровель свой акростих,
Пуская в рифму пузыри.

Пускай пожизненность задачи,
Врастающей в заветы дней,
Зовется жизнию сидячей, -
И по такой, грущу по ней.

Опять знакомостью напева
Пахнут деревья и дома.
Опять направо и налево
Пойдет хозяйничать зима.

Опять к обеду на прогулке
Наступит темень, просто страсть.
Опять научит переулки
Охулки на руки не класть.

Опять повалят с неба взятки,
Опять укроет к утру вихрь
Осин подследственных десятки
Сукном сугробов снеговых.

Опять опавшей сердца мышцей
Услышу и вложу в слова,
Как ты ползешь и как дымишься,
Встаешь и строишься, Москва.

И я приму тебя, как упряжь,
Тех ради будущих безумств,
Что ты, как стих, меня зазубришь,
Как быль, запомнишь наизусть.

Здесь будет все; пережитое
В предвиденьи и наяву,
И те, которых я не стою,
И то, за что средь них слыву.

И в шуме этих категорий
Займут по первенству куплет
Леса аджарского предгорья
У взморья белых Кобулет.

Еще ты здесь, и мне сказали,
Где ты сейчас и будешь в пять,
Я б мог застать тебя в курзале,
Чем даром языком трепать.

Ты б слушала и молодела,
Большая, смелая, своя,
О человеке у предела
От переростка-муравья.

Есть в опыте больших поэтов
Черты естественности той,
Что невозможно, их изведав,
Не кончить полной немотой.

В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.

Но мы пощажены не будем,
Когда ее не утаим.
Она всего нужнее людям,
Но сложное понятней им.

1931

Любить иных - тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь.
Все это - не большая хитрость.

Красавица моя, вся стать,
Вся суть твоя мне по сердцу,
Вся рвется музыкою стать,
И вся на рифмы просится.
Миров разноголосица.

И рифма не вторенье строк,
А гардеробный номерок,
Талон на место у колонн
В загробный гул корней и л он.

И в рифмах дышит та любовь,
Что тут с трудом выкосится,
Перед которой хмурят бровь
И морщат переносицу.

И рифма не вторенье строк,
Но вход и пропуск за порог, 
А в рифмах умирает рок,
И правдой входит в наш мирок

Чтоб сдать, как плащ за бляшкою,
Болезни тягость тяжкую,
Боязнь огласки и греха
За громкой бляшкою стиха.

Красавица моя, вся суть,
Вся стать твоя, красавица,
Спирает грудь и тянет в путь,
И тянет петь и - нравится.

Тебе молился Поликлет.
Твои законы изданы.
Твои законы в далях лет.
Ты мне знакома издавна.

1931

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один 
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега, - никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной,

И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься у двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

1931

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью - убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость - это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

Столетье с лишним - не вчера,
А сила прежняя в соблазне
В надежде славы и добра
Глядеть на вещи без боязни.

Хотеть, в отличье от хлыща
В его существованьи кратком,
Труда со всеми сообща
И заодно с правопорядком.

И тот же тотчас же тупик
При встрече с умственною ленью,
И те же выписки из книг,
И тех же эр сопоставленье.

Но лишь сейчас сказать пора,
Величьем дня сравненье разня:
Начало славных дней
Петра Мрачили мятежи и казни.

Итак, вперед, не трепеща
И утешаясь параллелью,
Пока ты жив, и не моща,
И о тебе не пожалели.

1931

Сборник «На ранних поездах»

Из цикла «Художник»

1

Мне по душе строптивый норов
Артиста в силе: он отвык
От фраз, и прячется от взоров,
И собственных стыдится книг.

Но всем известен этот облик.
Он миг для пряток прозевал.
Назад не повернуть оглобли,
Хотя б и затаясь в подвал.

Судьбы под землю не заямить.
Как быть? Неясная сперва,
При жизни переходит в память
Его признавшая молва.

Но кто ж он? На какой арене
Стяжал он поздний опыт свой?
С кем протекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.

Как поселенье на Гольфштреме,
Он создан весь земным теплом.
В его залив вкатило время
Все, что ушло за волнолом.

Он жаждал воли и покоя,
А годы шли примерно так,
Как облака над мастерскою,
Где горбился его верстак.

Зима 1936

Из цикла «Переделкино»
Сосны

В траве, меж диких бальзаминов,
Ромашек и лесных купав,
Лежим мы, руки запрокинув
И к небу головы задрав.

Трава на просеке сосновой
Непроходима и густа.
Мы переглянемся - и снова
Меняем позы и места.

Смеркается, и постепенно
Луна хоронит все следы
Под белой магиею пены
И черной магией воды.

А волны все шумней и выше,
И публика на поплавке
Толпится у столба с афишей,
Не различимой вдалеке.

И вот, бессмертные на время,
Мы к лику сосен причтены
И от болей и эпидемий
И смерти освобождены.

С намеренным однообразьем,
Как мазь, густая синева
Ложится зайчиками наземь
И пачкает нам рукава.

Мы делим отдых краснолесья,
Под копошенье мураша
Сосновою снотворной смесью
Лимона с ладаном дыша.

И так неистовы на синем
Разбёги огненных стволов,
И мы так долго рук не вынем
Из-под заломленных голов,

И столько широты во взоре,
И так покорно все извне,
Что где-то за стволами море
Мерещится все время мне.

Там волны выше этих веток,
И, сваливаясь с валуна,
Обрушивают град креветок
Со взбаламученного дна.

А вечерами за буксиром
На пробках тянется заря
И отливает рыбьим жиром
И мглистой дымкой янтаря.

1941

На ранних поездах

Я под Москвою эту зиму,
Но в стужу, снег и буревал
Всегда, когда необходимо,
По делу в городе бывал.

Я выходил в такое время,
Когда на улице ни зги,
И рассыпал лесною темью
Свои скрипучие шаги.

Москва встречала нас во мраке,
Переходившем в серебро,
И, покидая свет двоякий,
Мы выходили из метро.

Потомство тискалось к перилам
И обдавало на ходу
Черемуховым свежим мылом
И пряниками на меду.

1941

Навстречу мне на переезде
Вставали ветлы пустыря.
Надмирно высились созвездья
В холодной яме января.

Обыкновенно у задворок
Меня старался перегнать
Почтовый или номер сорок,
А я шел на шесть двадцать пять.

Вдруг света хитрые морщины
Сбирались щупальцами в круг.
Прожектор несся всей махиной
На оглушенный виадук.

В горячей духоте вагона
Я отдавался целиком
Порыву слабости врожденной
И всосанному с молоком.

Сквозь прошлого перипетии
И годы войн и нищеты
Я молча узнавал
России Неповторимые черты.

Превозмогая обожанье,
Я наблюдал, боготворя.
Здесь были бабы, слобожане,
Учащиеся, слесаря.

В них не было следов холопства,
Которые кладет нужда,
И новости и неудобства
Они несли как господа.

Рассевшись кучей, как в повозке,
Во всем разнообразьи поз,
Читали дети и подростки,
Как заведенные, взасос.

Опять весна

Поезд ушел. Насыпь черна.
Где я дорогу впотьмах раздобуду?
Неузнаваемая сторона,
Хоть я и сутки только отсюда.

Замер на шпалах лязг чугуна.
Вдруг - что за новая, право, причуда:
Сутолка, кумушек пересуды.
Что их попутал за сатана?

Где я обрывки этих речей
Слышал уж как-то порой прошлогодней?
Ах, это сызнова, верно, сегодня
Вышел из рощи ночью ручей.

Это, как в прежние времена,
Сдвинула льдины и вздулась запруда.
Это поистине новое чудо,
Это, как прежде, снова весна.

Это она, это она,
Это ее чародейство и диво,
Это ее телогрейка за ивой,
Плечи, косынка, стан и спина.

Это Снегурка у края обрыва.
Это о ней из оврага со дна
Льется без умолку бред торопливый

Полубезумного болтуна.

Это пред ней, заливая преграды,
Тонет в чаду водяном быстрина,
Лампой висячего водопада
К круче с шипеньем пригвождена.

Это, зубами стуча от простуды,
Льется чрез край ледяная струя
В пруд и из пруда в другую посуду.
Речь половодья - бред бытия.

1941

Сборник «Стихотворения Юрия Живаго»

Гамлет

Гул затих.
Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.

Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.

А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки

И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.

И видят свет у царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица -
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.

На страстной

Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение 
Псалтыри.

Еще кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.

Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.

И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.

И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.

И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтырь или Апостол.

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь,
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.

Осень

Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно все в сердце и природе.

И вот я здесь с тобой в сторожке,
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.

Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.

Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.

Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.

Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!

Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.

Ты - благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты - отвага,
И это тянет нас друг к другу.

Август

Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.

Оно прокрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую
И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по-старому,
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная как знаменье,
К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.

С притихшими его вершинами
Соседствовало небо важно,
И голосами петушиными
Перекликалась даль протяжно.

В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, нетронутый распадом:

«Прощай, лазурь 
Преображенская 
И золото второго
Спаса,
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины!
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я - поле твоего сраженья.

Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».

Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле,
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе.
Свеча горела.

Гефсиманский сад

Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.

Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной».

Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.

Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.

И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом он молил отца.

Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.

Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст».

И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди -
Иуда С предательским лобзаньем на устах.

Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоска тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пуская же сбудется оно.
Аминь.

Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».

Сборник «Когда разгуляется»

Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука -
Натянутая тетива
Тугого лука.

1956

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Все время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях,ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.
В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть щивым, живым и только,
Живым и только до конца.

1956

Душа

Душа моя, печальница
О всех в кругу моем!
Ты стала усыпальницей
Замученных живьем.

Тела их бальзамируя,
Им посвящая стих,
Рыдающею лирою
Оплакивая их,

Ты в наше время шкурное
За совесть и за страх
Стоишь могильной урною,
Покоящей их прах.

Их муки совокупные
Тебя склонили ниц.
Ты пахнешь пылью трупною
Мертвецких и гробниц.

Душа моя, скудельница,
Все виденное здесь,
Перемолов, как мельница,
Ты превратила в смесь.

И дальше перемалывай
Все бывшее со мной,
Как сорок лет без малого
В погостный перегной.

1956

Когда разгуляется

Большое озеро как блюдо.
За ним - скопленье облаков,
Нагроможденных белой грудой
Суровых горных ледников.

По мере смены освещенья
И лес меняет колорит.
То весь горит, то черной тенью
Насевшей копоти покрыт.

Когда в исходе дней дождливых
Меж туч проглянет синева,
Как небо празднично в прорывах,
Как торжества полна трава!

Стихает ветер, даль расчистив.
Разлито солнце по земле.
Просвечивает зелень листьев,
Как живопись в цветном стекле.

В церковной росписи оконниц
Так в вечность смотрят изнутри
В мерцающих венцах бессонниц
Святые, схимники, цари.

Как будто внутренность собора -
Простор земли, и чрез окно
Далекий отголосок хора
Мне слышать иногда дано.

Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
В слезах от счастья отстою.

1956

Ночь

Идет без проволочек
И тает ночь, пока
Над спящим миром летчик
Уходит в облака.

Он потонул в тумане,
Исчез в его струе,
Став крестиком на ткани
И меткой на белье.

Под ним ночные бары,
Чужие города,
Казармы, кочегары,
Вокзалы, поезда.

Всем корпусом на тучу
Ложится тень крыла.
Блуждают, сбившись в кучу,
Небесные тела.

И страшным, страшным креном
К другим каким-нибудь
Неведомым вселенным
Повернут Млечный Путь.

В пространствах беспредельных
Горят материки.
В подвалах и котельных
Не спят истопники.

В Париже из-под крыши
Венера или Марс 
Глядят, какой в афише
Объявлен новый фарс.

Кому-нибудь не спится
В прекрасном далеке
На крытом черепицей
Старинном чердаке.

Он смотрит на планету,
Как будто небосвод
Относится к предмету
Его ночных забот.

Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты - вечности заложник
У времени в плену.

1956

В больнице

Стояли как перед витриной,
Почти запрудив тротуар.
Носилки втолкнули в машину,
В кабину вскочил санитар.

И скорая помощь, минуя
Панели, подъезды, зевак,
Сумятицу улиц ночную,
Нырнула огнями во мрак.

Милиция, улицы, лица
Мелькали в свету фонаря.
Покачивалась фельдшерица
Со склянкою нашатыря.

Шел дождь, и в приемном покое
Уныло шумел водосток,
Меж тем как строка за строкою
Марали опросный листок.

Его положили у входа.
Все в корпусе было полно.
Разило парами иода,
И с улицы дуло в окно.

Окно обнимало квадратом
Часть сада и неба клочок.
К палатам, полам и халатам
Присматривался новичок.

Как вдруг из расспросов сиделки,
Покачивавшей головой,
Он понял, что из переделки
Едва ли он выйдет живой.

Тогда он взглянул благодарно
В окно, за которым стена
Была точно искрой пожарной
Из города озарена.

Там в зареве рдела застава,
И, в отсвете города, клен
Отвешивал веткой корявой
Больному прощальный поклон.

«О Господи, как совершенны
Дела твои, - думал больной, -
Постели, и люди, и стены,
Ночь смерти и город ночной.

Я принял снотворного дозу
И плачу, платок теребя.
О Боже, волнения слезы
Мешают мне видеть тебя.

Мне сладко при свете неярком,
Чуть падающем на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным твоим сознавать.

Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр».

1956

Снег идет

Снег идет, снег .идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.

Снег идет, и все в смятеньи,
Все пускается в полет, -
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.
Не оглянешься - и святки.
Только промежуток краткий,
Сморишь, там и новый год.

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет
Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,
Снег идет, и все в смятеньи:
Убеленный пешеход,
Удивленные растенья,
Перекрестка поворот.

1957

Нобелевская премия

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.

Темный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, все равно.

Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.

1959

Единственные дни

На протяженьи многих зим
Я помню дни солнцеворота,
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.

И целая их череда
Составилась мало-помалу -
Тех дней единственных, когда -
Нам кажется, что время стало.

Я помню их наперечет:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет,
И солнце греется на льдине.

И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворешни.

И полусонным стрелкам лень
Ворочаться на циферблате,
И дольше века длится день,
И не кончается объятье.

1959

Комментарии

Сборник «Поверх барьеров» (1916) 

Так назывался второй сборник. Из коммерческих соображений на титульном листе был указан 1917 год. Часть стихотворений из этого сборника (некоторые из них были существенно переработаны) составили одноименный раздел книги стихов 1929 года, также названной «Поверх барьеров». На одном из экземпляров сборника Б. Пастернак пояснил свой выбор данного названия: «С течением лет самое, так сказать, понятие «Поверх барьеров» у меня изменилось. Из названия книги оно стало названием периода или манеры, и под этим заголовком я впоследствии объединил вещи, позднее написанные, если они подходили по характеру к этой первой книге, т. е. если в них преобладали объективный тематизм и мгновенная, рисующая движение, живописность».

Раздел «Начальная пора»

Первый раздел книги стихотворений 1929 года «Поверх барьеров», в который в переработанном виде вошли некоторые из стихотворений, опубликованных Б. Пастернаком в коллективном сборнике «Лирика» (1913), а также составивших лирический сборник поэта «Близнец в тучах» (1913).

Февраль. Достать чернил и плакать!.. См. раздел «Анализ стихотворения».

Не как люди, не еженедельно... Для правильного понимания этого стихотворения необходимо вспомнить первые стихи Ветхого Завета («И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» - Бытие, 1,3.) и слова Христа, обращенные к его ученикам («Вы - соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?» - Матф. 5,13). Для лирики Пастернака характерно уподобление Божественному Откровению тех особых состояний свежести восприятия, присущих в иные минуты лишь детям... и поэтам, когда мир кажется как будто впервые увиденным, словно заново творясь у них на глазах. Мольбу о такого рода откровениях и представляет собой стихотворение.

Весна («Что почек, что клейких заплывших огарков...»). Распускающиеся почки здесь уподобляются огаркам свечи, весенний лес, наполненный гомоном пернатых, - органу: вновь с помощью метафор природа и человек, природа и искусство сливаются у Пастернака в одно целое. Сам процесс творчества понимается им как впитывание внешних впечатлений, всех без разбору, и их последующее перенесение на бумагу. При этом поэт как бы самоустраняется от творчества: поэзия возникает словно непроизвольно, сама по себе, ее надо только верно записать. Недаром в первоначальном варианте 16-я строчка имела вид: «Ставь кляксы и плачь на бумаге!» - отсылая к стихотворению «Февраль. Достать чернил и плакать!..» Стихотворение перекликается и с наброском 1918 года. «Несколько положений»: «Современные течения вообразили, что искусство как фонтан, тогда как оно - губка. Они решили, что искусство должно бить, тогда как оно должно всасывать и насыщаться». Брыжи - сборчатый воротник. Фижмы - вид пышной юбки с каркасом у бедер.

Сборник «Сестра моя - жизнь» (1922) 

Третий, по общему мнению, - самый удачный сборник Пастернака своим подзаголовком имел: «Лето 1917 года». Первые стихотворения действительно были написаны в это время, так что к 1919 году в общих чертах книга уже сложилась. В большей степени, чем другие сборники Пастернака, этот сборник представляет собой целостное произведение, лирический роман, в основу которого положена реальная история взаимоотношений поэта с Еленой Виноград (встреча в Москве весной 1917 года, поездки Б. Пастернака к ней в Романовку и Балашов в июле и сентябре и последующий разрыв).

Про эти стихи. Первое стихотворение цикла «Не время ль птицам петь». Это стихотворение не раз приводилось в укор поэту как свидетельство его оторванности от жизни, от современной эпохи. Однако для Пастернака сборник «Сестра моя - жизнь» ознаменовал размежевание с романтиками, за чтением которых лирический герой коротал время. Поиск контакта с внешним миром, по мысли поэта, есть преодоление романтической эстетики, отказ от того, чтобы свои чувства и переживания делать основным содержанием поэзии. Таким образом, стихотворение - о порыве поэта вовне, к «разгулявшемуся деньку», к «детворе»... 

Дарьял- Дарьяльское ущелье, романтическое место, изображенное Лермонтовым в поэме «Демон»: возможно, чтение поэмы приравнивается к посещению Дарьяла. Цейхгауз, арсенал - воинский склад, склад оружия; здесь, должно быть, имеются в виду средства художественной выразительности, открытые романтиками и унаследованные от них поэтом.

«Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе...» Стихотворение, давшее название сборнику, - одно из центральных в нем. В первых двух строфах мы находим, в общем, несвойственное Пастернаку типично романтическое противопоставление «лирического героя» и «людей в брелоках» - трезвомыслящих и пошлых, не допускающих, что кто-то может воспринимать окружающее иначе, чем они. Для таких людей существует привычная иерархия вещей (см. третью строфу), в соответствии с которой железнодорожное расписание никак не может быть «грандиозней святого писанья», а вот для влюбленного поэта, едущего к возлюбленной и боящегося пропустить свою станцию, - может. Стук его сердца уподобляется стуку колес и буферов вагона, и солнце, и «звоночек», кажется, сочувствуют герою стихотворения. (Кстати, обратите внимание на звуковой рисунок пятой строфы.) Брелоки - подвески для украшения на часовой цепочке или браслете. Резеда - ароматное травянистое растение. Резоны (разг.) - смыслы, доводы.

Камышинская ветка - железная дорога от Тамбова к Камышину, городу в Царицынской области. Фата-моргана - мираж, призрак.

Определение поэзии. В этом стихотворении бросается в глаза мнимая произвольность определений поэзии: кажется, одно из определений без ущерба может быть заменено другим, а подбор слов определяется скорее их звуковой, чем смысловой близостью. Однако вспомним, что «чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд». К тому же «звуковой портрет» поэзии в 1-й строфе не должен удивлять («свист», «щелканье»), а ночь и пенье соловьев вообще являются непременным атрибутом любовной лирики. Если же учесть замечание Пастернака, что «...лопатками в дореволюционной Москве назывались стручки зеленого гороха... Под слезами вселенной в лопатках разумелся образ звезд, как бы держащихся на внутренней стенке лопнувшего стручка», - то остается только признать оригинальность и точность ассоциативного мышления поэта. 

Фигаро - опера Моцарта «Женитьба Фигаро». Во второй строфе с поэзией отождествляется и горох, и звезды, и музыка - все, чем богат мир. В результате такого восприятия действительности весь мир обнаруживает необыкновенную цельность: все предметы бытия связаны между собою, превращаются один в другой, так что музыка оборачивается градом («низвергается градом на грядку»), а звезда - рыбой. Неожиданно драматичен финал стихотворения: «глухота» вселенной противостоит поэзии.

«Любимая - жуть! Когда любит поэт...» Еще одно из стихотворений Пастернака, в основе которого лежит редкий для него романтический конфликт «поэта и толпы». Впрочем, это только фон, а акцент здесь перенесен на взаимоотношения поэта и возлюбленной, причем поэтический дар не отделяется от «жизненного» дара любить самозабвенно и «старомодно», подобно романтику: недаром поэт уподобляется Демону. В отличие от «комфорта» - ложного искусства, которое приукрашивает жизнь, искажая ее, подлинное искусство, как и подлинное чувство, неотделимо от жизни, является ее частью, обладает стихийной, даже хаотической природой («и хаос опять выползает на свет», «и хаосом зарослей брызнется»). Антуан Ватто (1684- 1721)- французский художник-миниатюрист; в настоящем стихотворении табакерка, украшенная сюжетной шутливой миниатюрой Ватто, - образ утилитарного использования искусства, опошления его смысла. Анды - горная цепь в Южной Америке. Ризница - помещение при церкви для хранения риз и церковной утвари; здесь - в значении всей совокупности природного многообразия растительного мира.

«Давай ронять слова...» Стихотворение декларирует отказ от попытки глубокомысленно решать смысл бытия, разгадывать тайны жизни и смерти («загадка зги загробной»): этот смысл в буквальном смысле очевиден и нагляден, надо только уметь его видеть в предметном многообразии мира, во всех его прекрасных подробностях. Как любовь к Богу открывает путь к Богу, так и любовь к жизни, удивление перед ней помогает понять ее сущность. Обилие редких слов в этом стихотворении заставляет вдумываться в смысл каждого из них: невнимательное отношение к словам стихотворения сделает его непонятным так же, как невнимательное отношение к жизни не дает увидеть в ней смысл. 

Цедра - корка апельсина или лимона. 

Марена - растение, из корней которого получают красную краску. «Янтарь и цедра», «мареной и лимоном обрызнута листва» здесь - желтые и красные листья. 

Иссурьмил - неологизм Пастернака, от слова сурьма - краска для чернения волос. 

Рядно - домотканый холст с редкой основой. Экклезиаст - одна из книг Ветхого Завета, написанная царем Соломоном. «С дней Экклезиаста» - с давних пор. 

Алебастр - строительный гипс белого цвета. 

Далии - георгины. 

Кариатиды - опоры в здании в виде женских фигур. 

Ягайло и Ядвига - великий князь литовский и польская королева, чей брак заложил основу польско-литовской унии под властью Ягеллонов (1386-1572). «Бог Ягайлов и Ядвиг» здесь - бог влюбленных, бог союзов, бог единства и единения всего разобщенного мира.

Сборник «Темы и вариации» (1923) 

«Высевки и опилки» - так Пастернак охарактеризовал содержание этого сборника. Судя по всему, его составляют произведения, по тем или иным причинам не включенные поэтом в предыдущий сборник. Сам Пастернак не был им доволен: несмотря на сложную внутреннюю композицию (деление на циклы и «подциклы»), книга не создает ощущения той цельности и завершенности замысла, которыми отличается «Сестра моя - жизнь». Тем не менее благодаря целому ряду великолепных стихотворений сборник «Темы и вариации» был весьма высоко оценен многими современниками поэта.

«Так начинают. Года в два...» Третье стихотворение цикла «Я их мог позабыть» посвящено началу творчества. Истоки удивления подлинного художника перед жизнью (что является, по мнению Пастернака, обязательным условием для творчества) лежат в детском удивлении перед ней, когда привычные и давно знакомые вещи кажутся неизвестными и пугающими («Мерещится, что мать - не мать...»). Фауст - герой поэмы Гете «Фауст»; здесь - символ пытливости и научной самоотверженности в поисках истины. 

«Так затевают ссоры с солнцем» - строка отсылает к стихотворению В. Маяковского «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».

«Весна, я с улицы, где тополь удивлен...»

Первое стихотворение цикла «Весна» наглядно демонстрирует, как эмоции лирического героя соединяются с состоянием окружающего мира, который, в свою очередь, обретает способность не только переживать его состояния, но и смотреть всеми своими тысячами шумных «глаз».

Поэзия. Стихотворение, многим близкое «Определению поэзии» (сб. «Сестра моя - жизнь»): поэзия - не нечто искусственное, выдуманное, противостоящее жизни (не «осанка сладкогласца» - неестественная, «картинная» поза, не «припев», не «перепев» - подражание и заимствование), но - часть жизни. Эти строки можно понимать и так, что поэт находит подлинную поэзию в самых обыденных вещах и мыслях.

Ямская - улица в Москве, когда-то - окраинная. 

Редут Шевардина - передовое укрепление на Бородинском поле. 

По роспуске - здесь: после команды: «Разойтись». 

Трюизм - общее место, банальность, общеизвестная истина.

Борису Пильняку. 

Стихотворение первоначально называлось «Другу» и вошло в сборник «Поверх барьеров» (раздел «Смешанные стихотворения») при его переиздании в 1931 году. Оно представляет собой диалог поэта с современной ему эпохой: поэт чувствует веление времени, понимает неуместность стихов как выражения чувств отдельной личности в пору диктатуры масс, когда «счастье сотен тысяч» считается выше «пустого счастья ста». Но тем не менее он утверждает право поэта на то, «что всякой косности косней» - право говорить только от себя и за себя.

Смысл последней строфы разъясняют следующие слова из автобиографического очерка Б. Пастернака «Люди и положения»: «Были две знаменитые фразы о времени. Что жить стало лучше, жить стало веселее и что Маяковский был и остался лучшим и талантливейшим поэтом эпохи. За вторую фразу я личным письмом благодарил автора этих слов, потому что они избавляли меня от раздувания моего значения, которому я стал подвергаться в середине тридцатых годов, к поре Съезда писателей. Я люблю свою жизнь и доволен ей. Я не нуждаюсь в ее дополнительной позолоте. Жизни вне тайны и незаметности, жизни в зеркальном блеске выставочной витрины я не мыслю». «Знаменитые фразы» принадлежат Сталину. После смерти Маяковского на роль «лучшего и талантливейшего поэта эпохи» власти активно пытались выдвигать Б. Пастернака, ожидая от него в качестве «благодарности» не только лояльности к ним, но и прямого служения существующему режиму. Пастернак понимал, сколь тягостно положение «первого поэта» и всячески открещивался от подобной «милости». Последние строки имеют двоякий смысл: во-первых, «вакансия поэта», то есть официальная должность «первого поэта» опасна, если тот, кто ее занимает, убивает в себе природный талант. Во-вторых же, она, скорее всего, всегда пуста, ибо убивает самого поэта, как это случилось незадолго до того с В. Маяковским. Б. А. Пильняк (наст, фамилия Вогау, 1894-1938) - один из близких друзей Б. Пастернака, замечательный прозаик, не раз подвергавшийся гонениям, в конце концов репрессированный и расстрелянный.

Сборник «Второе рождение» (1932) В сборник вошли стихотворения 1930-1931 годов. Он знаменовал собой возвращение Пастернака к лирическому творчеству, от которого тот почти отошел в период кризиса и художественных поисков в области эпических форм. Непосредственным импульсом к написанию большинства стихотворений стал разрыв поэта с его первой женой и его женитьба на З. Н. Нейгауз. «Второе рождение» - всеобъемлющая формула в художественном мире Пастернака, обозначающая особое состояние души, когда под воздействием сильного потрясения (любовь, вернувшееся вдохновение и т. п.) поэт как бы заново открывает для себя мир, заново рождается как лирик.

«Мне хочется домой, в огромность...» Стихотворение из открывающего сборник «Второе рождение» цикла «Волны» знаменует собой возврат поэта «к себе домой» - к лирике, преодоление им творческого кризиса. Готовность принять современность со всеми ее противоречиями в залог будущего внимания с ее стороны к человеку («тех ради будущих безумств») пронизывает стихотворение, хотя современность здесь представлена не лучшими своими сторонами: в метафорическом строе произведения множество реалий тех лет («пожизненность задачи» -ср. «пожизненное заключение»; «пойдет хозяйничать зима», «наступит темень» - метафоры трудных времен; «повал яте неба взятки», *остян. подследственных десятки», «сукно сугробов» - ср.: «убрать под сукно» - утаить). В этот период особое значение для Пастернака приобретает понятие «высшего начала», «упряжи» («И я приму тебя как упряжь...»), в борьбе с которым - ив подчинении которому только и возможен духовный рост. Охулки на руки не класть - не упускать своей выгоды.

«Здесь будет все; пережитое...» Еще одно стихотворение цикла «Волны»: кавказские образы в нем объясняются тем, что начат цикл в Кобулети (курорт в Аджарии). В стихотворении заявлена будущая смена манеры поэта, обусловленная изменением его мироощущения. Пастернак приходит к почти толстовскому отождествлению «естественности» и «простоты». «Неслыханная простота» жизни заключается в родстве всего со всем, человека с природой.

«Любить иных - тяжелый крест...» Адресат стихотворения - Зинаида Николаевна Нейгауз, вскоре ставшая второй женой поэта. Однако это не только любовное, но и философское стихотворение, поскольку содержит в себе очень важную для Пастернака мысль: сущность свою мир раскрывает не перед аналитическим взглядом ученого или затуманенным взором мистика. Смысл окружающего мира - в нем самом, нужно только «проснуться и прозреть» - научиться его видеть и бескорыстно любить, и тогда станет понятным, для чего этот мир существует. Так, у человека, любящего женщину, не возникает вопросов, для чего он живет, потому что смысл его жизни - в самой любви.

«Красавица моя, вся стать...» Стихотворение обращено к 3. Н. Нейгауз. Любовная тема здесь сопрягается с темой поэзии: и любовь и творчество для Пастернака - «вход и пропуск за порог» жизни, в бессмертие; они вырывают человека из замкнутого круга жизненной предопределенности («боязнь огласки и греха», «болезнь» , «смерть») и даруют ему вечность, причащая к первоосновам жизни («талон на место у колонн / в загробный гул корней и лон»). Поликлет - древнегреческий скульптор (V в. дон. э.)

«Никого не будет в доме...» В стихотворении обращает на себя внимание прием одушевления природы: «никого... кроме сумерек». Гардина - плотная занавеска, закрывающая окно целиком. «Голод дровяной» - нехватка дров в начале 30-х гг. принуждала лишь поддерживать тепло в доме, из-за чего окна сильно замерзали. Портьера - плотный занавес на двери.

«О, знал бы я, что так бывает...» От представления о том, что поэзия - не искусственное создание, что она разлита в природе, во всей нашей повседневной жизни, Пастернак неизбежно должен был прийти и к пониманию того, что всякий поступок в искусстве, особенно в современную ему эпоху, есть поступок «всерьез», в творчестве невозможно спрятаться от жизни. Перед нею художник несет нравственную ответственность и жизнью расплачивается за свои дела. Возможно, глубже понять это стихотворение поможет стихотворение Г. Гейне «Довольно! Пора мне забыть этот вздор!..» (пер. А. К. Толстого), звучащее, например, в финале романа И. А. Гончарова «Обрыв»:

И что за поддельную боль я считал, 
То боль оказалась живая - 
О Боже, я раненный насмерть - играл, 
Гладиатора смерть представляя!

Разводить турусы на колесах - вести пустую болтовню.

«Столетье с лишним - не вчера...» Для адекватного понимания этого стихотворения нужно не только знать политическую ситуацию начала 30-х гг. (коллективизация, политические процессы, жесточайшая цензура, милитаризация общества), но и вспомнить стихотворение А. С. Пушкина «Стансы» (1826), первую строфу которого Пастернак здесь обыгрывает:

В надежде славы и добра 
Гляжу вперед я без боязни: 
Начало славных дней Петра 
Мрачили мятежи и казни.

Пастернак вступает в спор с Пушкиным, пытавшимся найти оправдание злодействам, которыми сопровождались петровские преобразования, в благородстве и величии целей реформатора. В «Столетье с лишним - не вчера...» такая точка зрения называется «соблазном»: Пастернак утверждает нравственную ответственность будущих поколений перед теми, чьи жизни были принесены в жертву ради грядущего счастья. В четвертой строфе, кстати, опущенной по цензурным соображениям при первой публикации, акцент сделан именно на слове «мрачили». 

Хлыщ - франт, фат. 

Моща - здесь: никчемный, слабый человек.

Сборник «На ранних поездах» (1943) 

Этот сборник свидетельствует о коренных изменениях творческой манеры Пастернака, намеченных в предыдущем сборнике и в полной мере проявившихся в 40-х годах: новые произведения отличает та «немыслимая простота» выражения, о которой говорил поэт в стихотворении «Здесь будет все; пережитое...».

«Мне по душе строптивый норов...» Первое стихотворение цикла «Художник» - своеобразный творческий манифест позднего Пастернака. Признаком подлинного художника поэт считает скромность, презрение к славе, вечное недовольство собой. Гольфштрем - Гольфстрим, теплое течение в Атлантическом океане. «Он жаждал воли и покоя» - ср. у А. С. Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля» (из стихотворения «Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит...»)

Сосны. Видимая «прозрачность» данного стихотворения как нельзя лучше иллюстрирует «немыслимую простоту» поздней манеры Пастернака, при том что в сущности оно наследует прежнюю проблематику его творчества. Развернутое метафорическое уподобление соснового леса морю дается здесь не одновременно, как это было характерно для раннего Пастернака. Это уподобление мотивируется вполне «реалистически»: лирическому герою «мерещится» море «где-то за стволами», и постепенно именно воображаемое обретает полноценную реальность. Сама же мысль об обретении человеком бессмертия в слиянии с природой («И вот, бессмертные на время, / Мы к лику сосен причтены») всегда была органичной для поэта. Отсюда, кстати, и церковная лексика в стихотворении: «причтены ... к лику», «ладаном дыша».

На ранних поездах. Реальные события, легшие в основу этого стихотворения, - обычный пеший путь поэта с его дачи в Переделкино на железнодорожную станцию, и далее на электричке - в Москву. Новое здесь по сравнению с ранним его творчеством- образы простых людей, попутчиков, в которых всматривается поэт. Прежде его лирика была населена в основном природными стихиями, растениями и животными; только «любимая» разделяла порой человеческое одиночество лирического героя. Здесь же «боготворение» простых людей перерастает в ощущение своей причастности к ним, недаром «я» первых строф в конце сменяется «мы». Ветлы - белые (серебристые) ивы. Виадук - мост через овраг или дорогу.

Опять весна. Способность поэта даже самые знакомые и привычные вещи вдруг увидеть по-новому, «остраненно», в этом стихотворении не требует уже романтической мотивировки (мол, только поэт, в отличие от простых людей, обладает этим даром). Просто всего за день отсутствия привычная лирическому герою местность преобразилась под воздействием весны настолько, что стала неузнаваемой. Одушевленность же природных процессов («речь половодья- бред бытия») - вполне из арсенала ранней лирики Пастернака. Обращает на себя внимание виртуозное владение поэта техникой звукописи («Льется чрез край ледяная струя / В пруд и из пруда в другую посуду»).

«Во всем мне хочется дойти...» Еще одно программное стихотворение позднего Пастернака. Желание не оставаться на поверхности явлений, проникнуть в их сущность проявляет не только символистские истоки творчества поэта, но и значимые расхождения его с былыми учителями. Здесь мы обнаруживаем не символистское преображение мира красотой, реальности - искусством (так называемую теургию). Наоборот, идеал поэта - преображение искусства природой, когда природа входит в творение художника, оставаясь при этом самой собой («В стихи б я внес дыханье роз, / Дыханье мяты»), так что произведение искусства становится ее неотъемлемой частью («Я б разбивал стихи, как сад»). На таком напряжении между поэзией и действительностью, вымыслом и реальностью («Натянутая тетива / Тугого лука») и держится подлинный шедевр, не впадая ни в бесплотное эстетство, ни в бездушный натурализм.

«Быть знаменитым некрасиво...» «...Настоящего жизнеописания заслуживает только герой, но история поэта в этом виде вовсе не представима. Ее пришлось бы собирать из несущественностей, свидетельствующих об уступках жалости и принужденью... Ее нельзя найти под его именем и надо искать под чужим, в биографическом столбце его последователей... Область подсознательного у гения не поддается обмеру. Ее составляет все, что творится с его читателями и чего он не знает», - писал Пастернак в «Охранной грамоте». Значимость художника определяется не количеством им написанного, а его художнической честностью и силой отзвука в сердцах читателей, и потому не архив (как то, что принадлежит прошлому, и значит - уже мертвое), а читательское понимание («будущего зов» - всегда живое) должно стать главной его заботой. Интересно, что один из вариантов названия этого стихотворения - «Верую»: такое «прямое» выражение убеждений Пастернака было мало свойственно его ранней лирике.

Душа. «Человек в других людях и есть душа человека. Вот что вы есть, вот чем дышало, питалось, упивалось всю жизнь ваше сознание. Вашей душою, вашим бессмертием, вашей жизнью в других. И что же? В других вы были, в других и останетесь. И какая вам разница, что потом это будет называться памятью. Это будете вы, вошедшая в состав будущего», - эти слова Юрия Живаго о сущности бессмертия, которыми он утешает тяжелобольную Анну Ивановну, могут послужить важным комментарием к данному стихотворению. Став неотъемлемой частью сознания поэта в виде памяти, умершие обретают бессмертие в его творчестве, пусть незаметно для поэта, но влияя на характер его лирики («Их муки совокупные / Тебя склонили ниц»). И «погостный перегной» - образ не только смерти, но и Воскресения, ибо что как не перегной является благодатной почвой для появления нового ростка жизни. 

Скудельница - кладбище; общая могила. 

Погост - сельское кладбище, обычно - при церкви.

Стихотворения Юрия Живаго

Сборник представляет собой 17-ю, заключительную главу романа «Доктор Живаго» и по замыслу автора принадлежит главному герою этого произведения. Не все стихотворения напрямую связаны с сюжетом романа, однако все обнаруживают глубинную, идейно-тематическую связь с происходящими в нем событиями. Они создавались Пастернаком в период с 1946 по 1953 год; «отказ» поэта от их авторства обусловлен особого рода автобиографичностью романа, заключающейся не столько в схожести жизненных путей автора и его героя, сколько в близости их мироощущения и убеждений.

Гамлет. См. раздел «Анализ стихотворения». 

Фарисейство - здесь: лицемерие, ханжество.

На Страстной. Стихотворение точно передает смысл и порядок Службы Страстей Христовых. Последняя неделя Великого поста носит название Страстной и посвящена воспоминанию о страданиях Иисуса Христа и о принесенной им искупительной жертве. 

Великий (или Страстной) Четверг соответствует пасхальной вечери Христа с учениками, Великая Пятница - осуждению, распятию и погребению Христа. В ночь с Пятницы на Субботу процессия, символизирующая погребение, обносит вокруг храма плащаницу - полотно с изображением Христа во гробе после снятия с креста. По окончании Страстной Недели празднуется Пасха - главный христианский праздник, установленный в воспоминание о Воскресении Иисуса Христа на третий день после распятия. 

Псалтырь - сборник из 150 псалмов; одна из канонических книг Ветхого Завета и наиболее употребительных Священных книг в православном богослужении. 

Притвор - часть храма при входе. 

Просфора - небольшой круглый хлеб, использующийся в православном богослужении в Таинстве Причащения. 

Паперть --крыльцо храма; обычное месторасположение нищих и калек. 

Ковчег - ларец или сосуд для хранения предметов, относящихся к Таинству Причастия. 

Апостол - богослужебная книга, включающая в свой состав Деяния Апостолов, их Послания и Апокалипсис.

Стихотворение знаменательно соотнесением смерти и Воскресения Христа со смертью и весенним возрождением природы, а также представлением о том, что Воскресение требует духовного усилия.

Осень. Стихотворение в своей прозрачности не требует особого комментария. Отметим только развернутую реализацию в стихотворении метафоры «осенняя страсть», когда последние краски увядающей природы уподобляются поздним чувствам героев. «Как в песне, стежки и дорожки I позаросли наполовину» - имеется в виду русская народная песня «Позарастали стежки-дорожки».

Август. Шестое августа - особый день для Пастернака: именно этот день, когда 13-летним мальчиком он упал со скачущей во весь опор лошади, поэт считал началом своего творческого служения: «Еще накануне, помнится, я не представлял себе вкуса творчества. Существовали только произведения как внушенные состояния, которые оставалось только испытать на себе. И первое пробуждение в ортопедических путах принесло с собою новое: способность распоряжаться непрошеным, начинать собою то, что до сих пор приходило без начала...». Теперь же, через 50 лет после того знаменательного события, поэт в стихотворении «Август» прощается с «творчеством и чудотворством». Для Пастернака было особенно важно, что по старому стилю 6 августа праздновалось Преображение Господне - Второй Спас - праздник, посвященный преображению Иисуса Христа перед лицом учеников на горе Фавор, когда Он явился им в Своей Божественной славе: «просияло лице Его как солнце, одежды же Его сделались белыми как свет» (Матф.17, 2).

Зимняя ночь. «Свеча горела на столе, свеча горела» - с этих строк, лейтмотивом звучащих в стихотворении, для Юрия Живаго, героя романа Б.Пастернака «Доктор Живаго», началось творчество. Стихотворение построено на противопоставлении бушующей стихии за окном (возможно, образа мирового хаоса) - и земной любви двух человек, любви, утверждающей свой высший смысл и свое право на жизнь перед лицом этого враждебного всему живому хаоса. Так что недаром вопреки всему горит на столе свеча - символ человеческой души, человеческой жизни.

Гефсиманский сад. Стихотворение, замыкающее в романе книгу лирики Юрия Живаго обращается к тому же эпизоду из Евангелия от Матфея (26,36-46), что и открывающее ее - «Гамлет», только на этот раз Моление о Чаше лишь упоминается («Чтоб эта чаша смерти миновала, / В поту кровавом он молил отца»), зато подробно и близко к первоисточнику излагается сам евангельский сюжет Гефсимании и предательства Иуды. В подвиге Христа поэт подчеркивает его человечность, способность отказаться от внешнего Чуда как чего-то неорганичного для этого мира. Именно поступок Христа-человека, Сына Человеческого, по мысли Пастернака, вдохновляет и наполняет смыслом жизнь людей во все века, поскольку доказывает посильность подвига Христа для любого из живущих на .земле.

Сборник «Когда разгуляется»

Этот сборник так и не вышел отдельным изданием при жизни поэта: окончательный текст был переписан в отдельную тетрадь в 1957- 1959 гг., некоторые из стихотворений появились в журналах или были включены в верстку так и не состоявшегося издания Избранной лирики поэта (1957). Самим названием сборник как бы устремлен в будущее; в один из самых трудных периодов своей жизни Пастернак остался верен себе, своему неизменному оптимизму и вере в разумность миропорядка.

Когда разгуляется. Стихотворение, давшее название всему сборнику, имеет не только (и не столько) политический подтекст, связанный с наступлением эпохи «хрущевской оттепели». По мысли поэта, восторг перед мощью и красотой природы сам по себе есть восторг религиозный, ибо заставляет признать мудрость ее замысла и воплощения и без вторжения стремящегося все познать человеческого разума в «тайник вселенной».

Ночь. Деятельное бодрствование - вот что сближает в стихотворении летчика и художника: в лирике Пастернака (в отличие от лирики, например, многих декадентов) именно бессонница всегда была творческим, плодотворным состоянием. Стихотворение заканчивается заветной мыслью поэта: художник - «вечности заложник у времени в плену», он погружен в «несущественности» земной жизни, однако его удел все-таки - бессмертие.

В больнице. В основу стихотворения легли реальные события, когда 20 октября 1952 г. поэт с инфарктом был помещен в Боткинскую больницу. В стихотворении преломился один из центральных мотивов лирики Пастернака - мотив «второго рождения»: сильное потрясение лирического героя меняет его восприятие жизни, он словно бы впервые видит мир и преисполняется восторгом перед окружающим - состояние, предшествующее у Пастернака особенно плодотворному творчеству.

Снег идет. Среди поздних стихов Пастернака немало посвященных зиме: многие из них можно назвать итоговыми («После перерыва», «После вьюги» и др.). Цветы герани, тянущиеся за окно, «черной лестницы ступени, перекрестка поворот», небосвод, сходящий наземь, близкий Новый год - все эти образы в контексте «зимних» стихотворений поэта наполняются трагическим содержанием, хотя само по себе стихотворение нельзя назвать мрачным, скорее задумчивым, медитативным. Тема смерти нелегко входила в круг пастернаковских тем, однако ее появление не осталось непросветленным устойчивой верой поэта в разумность и красоту миропорядка. 

Салоп - широкое женское пальто с накидкой на плечи или прорезями для рук (устар.).

Нобелевская премия. Скандально известная травля писателя, получившего в октябре 1958 года Нобелевскую премию, была вызвана публикацией за рубежом романа «Доктор Живаго» , а также отказом Б. Пастернака в приемлемой для властей форме публично покаяться в «содеянном». Следствием травли и стало это горькое стихотворения.

Единственные дни. Традиционно эта вещь замыкает собрания избранных стихотворений поэта. Вся она построена на сложной диалектике единственного и многократного и представляет собой попытку поэтическими средствами передать непередаваемое ощущение остановки времени - ощущение причастности к вечности.

О своеобразии творческого метода поэта

«Как образ входит в образ и как предмет сечет предмет...»

Своеобразие поэтического мира Пастернака предопределено историей его творческого становления. Сын известного художника-импрессиониста, он, по его собственному признанию, до 10-12 лет рисовал. («Мог бы стать художником, если бы работал» - говаривал, бывало, отец.) Однако страсть к музыке, унаследованная от матери, известной пианистки Р. И. Кауфман, оказалась сильнее живописных наклонностей. Опыты начинающего композитора одобрил сам

А. Н. Скрябин («выслушал, поддержал, окрылил и благословил»), хотя и не приветствовал склонность молодого человека к музыкальным импровизациям, не считая их делом, достойным серьезного музыканта. Особое значение Скрябин придавал занятиям композицией, а также философской подкованности будущего композитора: по совету своего кумира в 1909 году Б. Пастернак поступил на философский факультет Московского университета, летом 1912 года в Марбургском университете принимал участие в работе философского семинара Г. Когена, основателя неокантианства. Однако и карьеру философа, благосклонно предложенную ему Г. Когеном, Б. Пастернак отклонил: к тому времени некоторые из его стихотворных опытов уже были набросаны на обороте черновика реферата по философии.

1913 год - год первой публикации начинающего поэта. С тех пор живопись, музыка и философия, перестав быть главным делом жизни Пастернака, тем не менее «вошли в состав» его творчества: в дальнейшем лирика Пастернака будет развиваться в тесной связи с этими тремя близкими ей сферами человеческого духа.

У живописи поэт учился говорить о себе, о своих чувствах, изображая окружающий мир, подобно тому, как в любом живописном полотне незримо присутствует его автор-художник. Яркая индивидуальность художника не может не преломиться в особенностях его творческой манеры, а его настроение, его темперамент - не отразиться в создаваемом произведении. Так и у Пастернака: лирический герой большинства его стихотворений отступает на второй план перед властным напором окружающего его мира. Однако весь мир, все природные стихии вдруг становятся психологически выразительными, пропитываются человеческой эмоцией, приобретают способность чувствовать, переживать и сопереживать герою:

О, пой земля, как поданные сходни; 
Под брызги птиц готов отчалить я. 
О, город мой, весь день, весь день сегодня 
Не сходит с уст твоих печаль моя!
(«Сегодня мы исполним грусть его...», 1913)

Склонность к музыкальной импровизации объясняет убежденность поэта в том, что «...чем случайней, тем вернее / Слагаются стихи навзрыд» («Февраль. Достать чернил и плакать...»). Действительно, сравнения и метафоры, которыми изобилуют ранние стихи поэта, часто кажутся произвольными, даже непонятными: грачи с деревьев сорвутся «как обугленные груши», ветер не пронизан, а «изрыт» их криками, сам поэт о февральской оттепели пишет не взахлеб, а- «навзрыд» и т. д. Однако именно такие необычные, сымпровизированные образы гораздо ярче - и гораздо точнее образов обычных и легко понимаемых: в них-то и проявляет себя в полной мере авторская индивидуальность, «субъективность», как говорил сам поэт. Недаром А. Синявский назвал поэтический метод Пастернака «метафорической скорописью действительности». Композиторское умение Пастернака в звуке передавать и внешний и внутренний мир приводит у него к тому, что подчас звучание, а не привычное значение слов определяют у поэта отбор этих образов:

Отростки ливня грязнут в гроздьях 
И долго, долго, до 
зари кропают с кровель свой акростих, 
пуская в Рифму пузыри.
(«Поэзия», 1922)

Шум дождя и звук падающих капель в этих строчках чувствуешь, можно сказать, губами и кончиком языка, и, не ощущая этого, трудно объяснить, почему у ливня появились «отростки», которые «грязнут в гроздьях» садовых растений. Другой великий поэт XX века - О. Мандельштам - утверждал: «Стихи Пастернака почитать - горло прочистить, дыханье укрепить, обновить легкие: такие стихи должны быть полезны от туберкулеза».

Наконец, философичность стихов Пастернака заключается в том, что они разрешают самую важную проблему XX века - проблему трагического разлада человека - и мира, ставшего для человека враждебным и лишенным смысла. Действительно, прекрасная и могучая природа современному человеку, не находящему более поддержки в вере, видится равнодушной, даже жестокой: стихийные бедствия, эпидемии, космические катаклизмы, кажется, в любой момент готовы стереть людей с лица земли. Природа равнодушна к человеку - но не у Пастернака:

И вот ты входишь в березняк, 
Вы всматриваетесь друг в дружку.
Но ты уже предупрежден. 
Вас кто-то наблюдает снизу: 
Сырой овраг сухим дождем 
Росистых ландышей унизан.
(«Ландыши», 1927)

Окружающий мир пронизан человеческой эмоцией, и уже поэтому не может быть чуждым человеку. Поэтическое сравнение и метафора оказываются превосходным средством сближать человеческое и природное, одухотворять внешний мир и растворять в природе - внутренний. Если для акмеистов многовековая культура служила спасительным убежищем от небытия и вселенского хаоса, источником смысла в этом мире, то Пастернак живет чувством своей причастности всему миру, в том числе и не «окультуренному» человеческой жизнедеятельностью:

Природа, мир, тайник вселенной, 
Я службу долгую твою, 
Объятый дрожью сокровенной, 
В слезах от счастья отстою.
(«Когда разгуляется», 1956).

Начиная с 30-х годов творческая манера поэта переживает важные изменения, получившие впоследствии определение «немыслимой простоты». Если еще о IV книге стихов «Темы и вариации» (1923) Пастернак неодобрительно отзывался: «Лично я книжки не люблю, ее, кажется, доехало стремление к понятности», то позднее он не раз приводил в замешательство своих корреспондентов, утверждая (как, например, в биографическом очерке «Люди и положения»): «Я не люблю своего стиля до 1940 г... Мне чужд общий тогдашний распад форм, оскудение мысли, засоренный и неровный слог...»

Действительно ранее поэт придерживался пушкинского «Ты сам свой высший суд». Однако убеждения, сформулированные в автобиографической повести «Охранная грамота» («...область подсознательного у гения не поддается обмеру. Ее составляет все, что творится с его читателями и чего он не знает») логично привели к потребности быть понятым, для чего необходимо стать понятным. Таким образом эстетика сомкнулась с этикой: на пути к читателю у поэтического слова не должно быть никаких преград. Поэтому проще (но не банальней) стали ассоциативные ходы поэтической мысли, изощренность необычной рифмовки сменилась не менее мастерскими цепочками повторяющихся рифм (см. «На Страстной», «Снег идет» 1957), звучание слова перестало заглушать его значение; сама авторская мысль начала проявляться в этих стихах заметнее, отчетливее, в чем-то даже назидательнее. Однако изначальные особенности лирики Пастернака: живописность, музыкальность, философичность - остались ее неотъемлемыми свойствами.

Анализ стихотворений

Февраль. Достать чернил и плакать...

Это стихотворение часто открывает книги избранной лирики Б. Пастернака; оно считается одним из наиболее показательных для ранней манеры поэта. Стихотворение построено на уподоблении ранней весны, ливня (природных явлений) и поэтического вдохновения, начала творчества (состояния души), причем акт творчества становится естественным продолжением процессов, происходящих в природе весной. Средством сближения таких «далеких вещей», как весна, грачи, проталины - и чернила, становится их черный цвет.

По мнению исследователей, «...понятие «черной весны» взято из стихотворения И. Анненского» (Е. Б. Пастернак). Вероятно, имеется в виду стихотворение «Черная весна (тает)» (29 м<арта>1906), в котором есть следующие строки:

И только изморось, мутна, 
На тление лилась, 
Да тупо черная весна 
Глядела в студень глаз -

С облезлых крыш, из бурых ям 
С позеленелых лиц... 
А там, по мертвенным полям, 
С разбухших крыльев птиц...

Однако если у Анненского «черная весна» - образ однозначно мрачный, поскольку тема его стихотворения - «встреча двух смертей», покойника и уходящей зимы, то для Пастернака важнее жизнеутверждающая тема прихода весны, чью победу над зимой знаменует появление черных грачей, проталин и т. д. И «благовест» - колокольный звон, и «клик» - победный возглас колес - создают ощущение праздника, торжества. Причем именно весна становится причиной вдохновения поэта, побуждает его к творчеству. Не случайно относящиеся к лирическому герою глаголы в стихотворении стоят в инфинитиве (неопределенной форме): эта форма имеет смысловой оттенок «побуждения», побуждения лирического героя к действию со стороны просыпающейся природы («Достать чернил и плакать!», «писать навзрыд», «достать пролетку», «перенестись»). И поэт бросается навстречу природе, ее стихиям, стремится «перенестись туда, где ливень / еще шумней чернил и слез»: вдохновение отнюдь не предполагает у поэта изоляцию от внешнего мира.

Сорвавшаяся с деревьев стая грачей отражается как в лужах, так и в глазах лирического героя, поэтому его грусть названа «сухой». Он пассивно отдается своим впечатлениям, отливающимся в стихи, и чем меньше сознательной воли лирического героя в этом замешано, чем случайнее кажется выбор того, что им воспринято, тем ближе оказывается процесс стихотворчества к природным процессам («Чем случайней, тем вернее / Слагаются стихи навзрыд»).

Гамлет

Это стихотворение можно считать ключевым для романа Б. Пастернака «Доктор Живаго», недаром им открывается семнадцатая, стихотворная глава этого произведения. Ключевым в том смысле, что понимание того, как построено стихотворение, возможно, даст читателю ключ к пониманию всего романа.

Своеобразие этого стихотворения в том, что различные его интерпретации не противоречат друг другу, но друг друга дополняют, и, с одной стороны, включают стихотворение в смысловую ткань романа, а с другой - сам роман - в контекст мировой культуры, проясняя тем самым замысел произведения, о котором Б. Пастернак говорил: «Атмосфера вещи - мое христианство». Стихотворение допускает следующие прочтения:

- само название стихотворения, как и заданная в нем ситуация неизбежности предначертанного герою пути и попытка эту неизбежность осмыслить говорят о том, что это - внутренний монолог Гамлета - датского принца, главного героя трагедии У.Шекспира «Гамлет». Стихотворение не только заставляет обратиться к этой трагедии, но и вспомнить осмысление образа в русской культуре, например, И. Тургеневым (статья «Гамлет и Дон Кихот», повесть «Гамлет Щигровского уезда»), А. Блоком («Я Гамлет. Холодеет кровь...») и др.

- стихотворение представляет собою монолог актера, играющего роль Гамлета («Я вышел на подмостки» - сцена; «На меня наставлен сумрак ночи / Тысячью биноклей на оси» - зрительный зал; наконец, слова «замысел», «роль», «драма», «распорядок действий». Ср. также один из черновых вариантов стихотворения: «Это шум вдали идущих действий. / Я играю в них во всех пяти»).

- обращение к шекспировскому образу заставляет вспомнить формулу великого драматурга: «Весь мир - театр, и люди в нем актеры». В таком случае ситуация Гамлета осмысляется как типовая ситуация каждого человека в этой жизни вообще, а обращение «Я люблю твой замысел упрямый» относится не только к режиссеру драмы, но и к Создателю этого мира, в котором каждый достойно должен пройти предначертанный ему свыше путь («дверной косяк» - символ начала жизненного пути). Тем самым жизни человека даже в самых немыслимых обстоятельствах возвращается истинный смысл:

быть достойным своей роли, своему предназначению в этом мире.

- стихотворение - Моление о Чаше Христа в Гефсиманском саду, о чем говорит почти точная цитата из Евангелия от Марка (Марк, 14, 36) и от Матфея (Матф. 26,39), картина звездной ночи, упоминание о фарисействе и об одиночестве героя. Таким образом, вводится тема жизни как искупительной жертвы, а также одна из центральных идей романа о начале с явлением Христа новой эпохи - начале современной истории, нашей эры, впервые поставившей вопрос о личном, личностном бессмертии человека, о ценности отдельной личности. Об этом говорит дядя Юрия Живаго, Николай Николаевич Веденяпин:

«Века и поколения только после Христа вздохнули свободно. Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти, умирает, сам посвященный этой теме».

- стихотворение написано Юрием Живаго - центральным героем романа, и было переписано и доработано им за несколько дней до смерти. Тем самым проблематика стихотворения включается в идейную структуру «Доктора Живаго» и позволяет осмыслить жизненный путь героя в соотнесении с путями Гамлета, художника-актера, по своему положению должного до конца довести свою роль в драме жизни, и, наконец, Христа, сказавшего миру новое Слово о жизни и своей жизнью подтвердившему его правоту (возможность такого прочтения подкрепляется фамилией героя - ср. «печать Бога Живаго» (Откр. 7,2); кстати, мать Юрия звали Мария).

- но если вспомнить, что в действительности стихотворение принадлежит перу Б. Пастернака, то тем самым прояснятся особенности биографизма романа: то, каким образом, при почти полном отсутствии внешних совпадений, соотносятся жизненные пути автора романа и его главного героя. Станут понятными и слова, сказанные об этом произведении Д. С. Лихачевым: «Доктор Живаго» - «духовная автобиография Пастернака». Дело здесь не в общности фактов биографии, а в общности духовного пути, пройденного однажды Христом и во все времена с тех пор выбираемого лучшими представителями человечества, - пути жертвенного. Своеобразие и стихотворения, и романа в том, что Пастернак не прямо переносит обстоятельства двухтысячелетней давности (а также средневековья, Возрождения и начала XX века) в современность: эти обстоятельства как бы просвечивают сквозь покров времени, не подменяют друг друга, а сливаются в нерасторжимое целое, «как образ входит в образ, / И как предмет сечет предмет» («Мне хочется домой, в огромность...»). Тем самым преодолевается само время: случившееся века назад происходит здесь и сейчас, и уже никогда не пройдет, будет вечно (ср. «Я ловлю в далеком отголоске / Что случится на моем веку», т. е. в далеком отголоске событий прошлого слышу весть о будущем). Недаром в другом стихотворении Юрия Живаго, «Рождественской звезда», сквозь библейский пейзаж просвечивают черты пейзажа зимней Руси. Преодоление времени есть победа над смертью - центральная тема всего романа: и размышлений его героев, и стихов доктора Живаго. Преодоление, совершенное Христом и продолжающее совершаться сейчас.

Лирика Пастернака в оценке критиков, писателей, литературоведов

М. Цветаева

- «Сестра моя - Жизнь»! - Первое мое движение, стерпев ее всю: от первого удара до последнего - руки настежь: так, чтоб все суставы хрустнули. Я попала под нее, как под ливень.

- Ливень: все небо на голову, отвесом: ливень впрямь, ливень вкось, - сквозь, сквозняк, спор световых лучей и дождевых, - ты ни при чем: раз уж попал - расти!

- Световой ливень.

... Думаю дальше: чего нет в Пастернаке? (Ибо если бы в нем было все, он был бы жизнью, т. е. его бы самого не было. Только путем нет можно установить наличность да: отдельность.) Вслушиваюсь - и: духа тяжести! Тяжесть для него только новый вид действенности: сбросить.

... Кстати, о световом в поэзии Пастернака. - Светопись: так бы я назвала. Поэт светлот (как иные, например, темнот). Свет. Вечная Мужественность. - Свет в пространстве, свет в движении, световые прорези (сквозняки), световые взрывы, - какие-то световые пиршества. Захлестнут и залит. И не солнцем только: всем, что излучает, - а для него, Пастернака, от всего идут лучи.

Первое, что в круговой поруке пастернаковских первизн нас поражает: быт. Обилие его, подробность его - и: «прозаичность» его. Не только приметы дня: часа!

... Быт у него (проверьте по цитатам) почти всегда в движении: мельница, вагон, бродячий запах бродящего вина, говор мембран, шарканье клумб, выхлестнутый чай - я ведь не за уши притягиваю! - проверьте: даже сон у него в движении: пульсирующий висок.

Быта, как косности, как обстановки, как дуба (дубовая, по объявлению, столовая, столь часто подменяемая поэтами - павловскими и екатерининскими палисандрами) - быта, как дуба, вы не найдете вовсе. Его быт на свежем воздухе. Не оседлый: в седле.

Пастернак - большой поэт. Он сейчас больше всех: большинство из сущих были, некоторые есть, он один будет. Ибо, по-настоящему, его еще нет: лепет, щебет, дребезг, - весь в Завтра! - захлебывание младенца, - и этот младенец - Мир. Захлебывание. Пастернак не говорит, ему некогда договаривать, он весь разрывается, - точно грудь не вмещает: а-ах! Наших слов он еще не знает: что-то островитянски-ребячески-перворайски невразумительное - и опрокидывающее. В три года это привычно и называется: ребенок, в двадцать три года это непривычно и называется: поэт.

... Кто у нас писал природу? Не хочу ворошить имен (отрываться, думать о других), но - молниеносным пробегом - никто, господа. Писали - и много, и прекрасно (Ахматова первая) о себе в природе, так естественно - когда Ахматова! - затмевая природу, писали о природе в себе (уподобляя, уподобляясь), писали о событиях в природе, отдельных ее ликах и часах, но как изумительно ни писали, все - о, никто - ее: самое: в упор.

И вот: Пастернак. И задумчивость встает: еще кто кого пишет.

(Из эссе «Поэзия вечной мужественности» )

Р. Якобсон

Творчество Пастернака в целом перекидывает мост от символизма к последующей школе... Если поэт в каких-то моментах продолжает определенную традицию, он тем самым сильнее отходит от нее в других; да и никакая традиция не может быть отвергнута целиком: элементы отрицания и элементы инерции ощутимы лишь во взаимосвязи. <...> Новаторский вклад Пастернака и Маяковского фрагментарен в сравнении с тем, что связывает их с предшествующей литературой.

Но не метафоры, несмотря на их богатство и изощренность, определяют поэтическую тему у Пастернака, не они служат путеводной нитью. Система метонимий, а не метафор - вот что придает его творчеству «лица необщее выраженье». Его лиризм, в прозе или в поэзии, пронизан метонимическим принципом, в центре которого - ассоциация по смежности. В пастернаковском лиризме образы внешнего окружения оказываются отброшенными бликами, метонимическими выражениями лирического «я». <...> Совершенно откровенный антропоморфизм захватывает мир неодушевленных предметов.

Элементарная форма ассоциации по смежности - захват ближайшего предмета. Поэт знает и другие метонимические отношения: от целого к части, и наоборот, от причины к следствию и от следствия к причине, от пространственных отношений к временным, и наоборот и т. п. Но предпочтительный его прием - упоминание какого-нибудь рода деятельности вместо самого действующего лица; какого-то состояния, выражения или свойства, присущего личности, на месте и вместо самой этой личности.

Актив изгнан из поэтической грамматики Пастернака. Метонимия <...> на место действующего лица ставит само действие.

Схема лирического повествования у Пастернака: Герой, восторженный или ошарашенный, одержим каким-то импульсом, идущим извне: чем сильнее внешнее воздействие, тем вернее теряет герой всякий контакт с ним, пока какой-нибудь новый импульс не сменит прежнего,

(Из статьи «Заметки о прозе поэта Пастернака» )

Л. А. Озеров

Поэтический мир Пастернака предстает перед нами во всем богатстве ассоциаций, которые обновляют наше понимание знакомых предметов и явлений, во всей динамичности сменяющихся картин природы и жизни человека, во всей самобытности характера художника. <...>

Какая связь между кочегаром на баке и благоухающим табаком, цветком и одеждой моряков? Поэт соединяет, казалось бы, несоединимое, и от этого выигрывают обе части сравнения, обновляется их восприятие. <...>

Читателя, знакомого с русской поэзией XIX и начала XX века и открывающего книгу стихотворений и поэм Пастернака, ждут определенные трудности, не преодолев которых он не сможет приблизиться к пониманию этого поэта.

Во-первых, это трудности, связанные со словарем поэта<...> Чем менее литературным было слово, чем меньше оно было в книжном обороте, тем оно лучше для поэта, тем сподручней и свежей <...>

Точное знание слова дает возможность открыть скрытую доселе образную связь.

Следующий, второй, более сложный этап в постижении текстов поэта - это синтаксис. Пастернак нарушает привычные для нашего слуха нормы. <...>

Для Пастернака важно, не называя объекта описания, наговорить вокруг него столько и такое, чтобы он проступил сам сквозь кипень этих слов и косвенных обозначений. Словно идет игра: главного слова не называть, а отгадывать, о чем идет речь. Это прием синтаксический, но имеет он сугубо смысловое значение. Позднее сам поэт назовет это желание избежать подлежащего, эту косвенную образность - праздной образностью.

Третья ступень трудности проникновения в мир Пастернака - это ассоциативные ряды его образов. Они непривычны и подчас очень сложны, требуют внимания.

Предметы и явления, входящие в состав образа, отдалены друг от друга необычайно, но они вместе с тем и сближены. Сближение отдаленного делает образ необычным, заставляет читателя открывать - вслед за поэтом - новые связи в мире.

В зрелом творчестве Пастернака сохранится его фонетическое мастерство, но слова в его стихах будут соседствовать не по принципу звучания, а по принципу значения.

(Ив статьи «Поэзия Бориса Пастернака» )

А. Синявский

Центральное место в лирике Пастернака принадлежит природе. Содержание этих стихотворений шире обычных пейзажных зарисовок. Рассказывая о веснах и зимах, о дождях и рассветах, Пастернак повествует о природе самой жизни, мирового бытия, исповедует веру в жизнь, которая, как нам кажется, главенствует в его поэзии и составляет ее нравственную основу. Жизнь в его толковании - нечто безусловное, вечное, абсолютное, всепроникающая стихия и величайшее чудо. Удивление перед чудом существования - вот поза, в которой застыл Пастернак, навсегда пораженный, завороженный своим открытием: «опять весна». <...>

Пейзаж в творчестве Пастернака зачастую уже не объект изображения, а субъект действия, главный герой и двигатель событий. Вся полнота жизни в разнообразии ее проявлений вмещается в клочок природы, который, кажется, способен совершать поступки, чувствовать и мыслить. Уподобление природы человеку, свойственное поэзии, достигает у Пастернака такого предела, что пейзаж выступает в роли наставника и нравственного образца... Человек определяется через природу, в сравнении с нею обретает свое место в мире. Эта власть, вернее сказать, заступничество природы не унижает человека, ибо, повинуясь и уподобляясь ей, он следует голосу жизни. Вместе с тем природа в творчестве Пастернака настолько близка человеку, что, будучи оттеснен и замещен пейзажем, он вновь оживает в нем. Степень очеловечивания мира здесь такова, что, гуляя по лесам и полям, мы имеем дело, по существу, не с картинами этих лесов и полей, а с их характерами, психологией. <...>

Метафора в поэтике Пастернака выполняет прежде всего связующую роль. Она мгновенно, динамично стягивает в единое целое разрозненные части действительности и тем самым как бы воплощает великое единство мира, взаимодействие и взаимопроникновение явлений. Пастернак исходил из положения, что два предмета, расположенные рядом, тесно взаимодействуют, проникают один в другой, и потому он связывает их - не по сходству, а по смежности, - пользуясь метафорой как связующим средством. Мир пишется «целиком», а работа по его воссоединению выполняется с помощью переносного значения слов... <...>

Своеобразное положение в этом сквозном, пересеченном метафорами пространстве занимает образ поэта, художника. За исключением немногих произведений, он не выделен, не развернут как вполне самостоятельный, обособленный характер... Он мало рассказывает о себе и от себя, старательно убирает, прячет свое «я». При чтении его стихов подчас возникает иллюзия, что автора нет и в помине, что он отсутствует даже как рассказчик, как свидетель, видевший все то, что здесь изображено.

По глубокому убеждению Пастернака, поэзия - прямое следствие жизни, ее производное. Художник не выдумывает образы, а черпает их на улице, помогая творчеству природы, но никогда не подменяя его своим вмешательством. <...>

Зарождение искусства в недрах природы - излюбленная тема Пастернака. Представленная в разных вариациях, она неизменна в одном: первоисточником поэзии является сама жизнь, поэт же в лучшем случае - ее соучастник, соавтор, которому остается только подсматривать и удивляться, собирая готовые рифмы в подставленную тетрадь. Отсюда такое распространение литературных терминов в пейзажах Пастернака...

Искусство в таком понимании предполагает обновленный взгляд на мир, который как бы впервые постигается художником. Пастернак считал, что исходный момент творческого процесса состоит в том, что мы «перестаем узнавать действительность» и порываемся говорить о ней с непринужденностью и безыскусственностью первого поэта на земле. Отсюда свойственные его лирике акценты и устремления: необычайность, фантастичность обыденных явлений, которые он предпочитает всем сказкам и вымыслам, утренняя свежесть взгляда... <...>

В произведениях Пастернака особое значение имеет звуковая организация стиха. Она не сводится к рифме, хотя эта сторона его поэтики также чрезвычайно нова и разнообразна (недаром Брюсов считал его в большей степени, чем Маяковского, создателем новой рифмы). В стихах Пастернака рифмуются не только окончания строк, но - по существу - любые слова внутри текста. Для него характерно своеобразное звуковое уподобление слов, лежащих рядом или поодаль друг от друга...

Звуковая инструментовка помогает перенесению смысла с одного предмета на другой, которое осуществляется посредством метафоры и вызвано стремлением поэта показать и подчеркнуть внутреннее единство мира. <...>

Лирика позднего Пастернака открывает перед нами позицию поэта - в отношении к миру и времени - в несколько ином ракурсе сравнительно с его творчеством прежних лет. Идея нравственного служения здесь преобладает надо всем прочим, хотя Пастернак не перестает утверждать воспринимающую силу поэзии, ее способность схватывать живую картину действительности (а нравственный элемент в художественном восприятии мира и раньше был для него существен). Если некогда в его эстетических представлениях центральное место занимал образ «поэзия-губка», то теперь, не отменяя первого, господствует другой мотив: «цель творчества - самоотдача...». Одновременно, к концу жизни поэта, в его творчестве проясняется и звучит в полную силу сознание своего выполненного исторического предназначения. Отсюда, в частности, необычайно светлая тональность его поздней лирики, несмотря на трагические ноты отдельных стихотворений, и преобладающее чувство доверия к будущему. <...>

(Из статьи «Поэзия Пастернака» )

Д. С. Лихачев

Он нарушил обычное соотношение двух смыслов в метафоре и заставил жить самостоятельной жизнью переносное значение, возвысив его над прямым. Переносное и прямое значение в образе у него как бы меняются местами. Сравнение становится бытием, а бытие сравнением. При этом в метафоре переносное значение приобретает доминирующее положение. <...>

Движение настолько характерно для его поэзии, что отдельные стихотворения как бы не имеют конца, движутся не останавливаясь, не имеют законченной формы, статического строения.

При этом для поэзии Пастернака характерна непроизвольность ассоциаций, образов, рожденных иногда простым созвучьем, иногда рифмой, иногда случайным поводом. Случайность в поэзии Пастернака становится почти законом. Вот почему ему казалось, что ведет его поэтическую мысль не он сам, а что-то внешнее - то ли слово, то ли ассоциации, вызываемые предметами, действиями, то ли сама природа, которая занимает в его поэзии исключительно важное место. <...>

Действительность через свою вторичность возрождается в творчестве поэта в новой, поэтической сущности. История - это вторая вселенная, «воздвигаемая человечеством в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти», - писал Пастернак. Поэзия - это вторая действительность, переставшая быть привычной, притупившейся и обретшая первоначальность чуда... Одухотворяющая сила поэзии Пастернака заставляет думать и чувствовать - действия, движения, отвлеченные понятия. В этом секрет ее трудности для понимания. Поэзия делает невероятное и поэтому кажется непонятной. <...>

Он живо ощущал единство человеческой культуры всех времен и стилей, всех народов, «сквозную образность» искусства. <...>

(Из статьи «Борис Леонидович Пастернак» )

Вопросы и задания

1. Как широкая одаренность Пастернака (в живописи, музыке, философии) проявилась в его лирике?

2. Чем объясняется «сложность» ранней лирики Пастернака для неискушенного читателя? Какова роль в его художественном мире сравнений и метафор?

3. «...Только явлениям смежности и присуща та черта принудительности и душевного драматизма, которая может быть оправдана метафорически. Самостоятельная потребность в сближении по сходству просто немыслима», - писал Б. Пастернак в манифесте «Черный бокал». Что поэт понимает под «метафорой по смежности», в чем ее отличие от «метафоры по сходству»? За подсказкой обратитесь к работам Р. Якобсона и А. Синявского (раздел «Лирика Пастернака в оценке критиков, писателей, литературоведов»).

4. Прочтите, что акад. Д. С. Лихачев говорит об особенностях метафоры Б. Пастернака? Как вы это понимаете? Подкрепите свое мнение примерами из лирики поэта.

5. Какую роль отводил поэт звучанию стиха? Чем разнится звуковая сторона стихотворений Пастернака в ранний и поздний периоды творчества? (см. вводную статью о творчестве Пастернака).

6. Исследуйте звуковой рисунок стихотворения «Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе...». Чем объяснить его своеобразие? Какого художественного эффекта добивается поэт?

7. Почему многие слова в лирике раннего Пастернака требуют специального комментария? Каков художественный эффект от использования подобных слов? Приведите конкретные примеры, проанализируйте их.

8. Попытайтесь дать свои объяснения названиям сборников Пастернака: «Поверх барьеров», «Сестра моя - жизнь», «Второе рождение», «Когда разгуляется» и др. Как в этих названиях отразились творческие принципы поэта?

9. Объясните метафору «поэзия- губка», пользуясь примерами из стихотворений Пастернака.

10. Найдите стихотворение Аф. Фета «Это утро, радость эта...» и сопоставьте его со стихотворением «Определение поэзии». Что их сближает, в чем принципиальное отличие? Как центральная Мысль «Определения поэзии» продолжается поэтом в стихотворении «Поэзия» («Поэзия, я буду клясться...»)?

11. Как вы думаете, почему сборник «Сестра моя - жизнь» Пастернак предварил посвящением Лермонтову (а не «памяти Лермонтова»), но при этом открыл стихотворением «Памяти демона»?

12. Как вы понимаете слова поэта: «Живой мир... служит поэту примером в большей еще степени, нежели - натурой и моделью» («Несколько положений»)?

13. Найдите гиперболы в стихотворении «Любимая - жуть! Когда любит поэт...» Какова их художественная функция в этом произведении?

14. Распространено мнение об особого рода «пассивности» лирического героя Пастернака (см. напр., Р. Якобсон). Согласны ли вы с этим мнением? Как вы его понимаете?

15. Чем объяснить, что в 20-е годы поэт обращается к жанру поэмы и почти не пишет стихов? Как это связано с эпохой?

16. Какую традицию русской лирики продолжает стихотворение Пастернака «Борису Пильняку»? В чем своеобразие решения заданной в стихотворении проблемы?

17. Чем объясняется приход Пастернака в лирике к «немыслимой простоте»? В чем она заключается? Почему поэт неоднократно утверждал, что «не любит своей лирики до 40-го года»?

18. Сопоставьте синтаксис ранних и поздних стихотворений Пастернака. В чем вы видите их принципиальное различие? Как это различие отразилось в поэтической манере поэта? (см. статью Л. Озерова).

19. Определите позицию поэта в вопросе об отношении жизни и искусства. Как эта позиция преломилась в стихотворении «О знал бы я, что так бывает...»?

20. Найдите стихотворения «Стансы» (1826) А. С. Пушкина и «Палачам» (1906, сб. «Соrаrdens») Вяч. Иванова и, сопоставив их со стихотворением Пастернака «Столетье с лишним - не вчера...», определите своеобразие позиции каждого из поэтов. Как это своеобразие связано с эпохой создания произведения?

21. Прочтите внимательно стихотворение Пастернака «Гамлет» и комментарии к нему. Какие элементы образной системы этого произведения обеспечивают множественность его трактовок? Подумайте, каким образом преломились в стихотворении слова Шекспира «Весь мир - театр, и люди в нем - актеры». Почему стихотворение заканчивается народной мудростью: «Жизнь прожить - не поле перейти»?

22. Как вы понимаете заключительную мысль стихотворения «На страстной»: «Смерть можно будет побороть / Усильем Воскресенья»?

23. Как вы думаете, почему для поэта было важно, что 6 августа 1903 года - день Преображения Господня - стал днем, с которого началось его творчество? Как это отразилось в стихотворении «Август»!

24. Какие эпизоды из Евангелия был особенно важны и дороги для поэта? Как это преломилось в его творчестве?

25. Какое место в творчестве Пастернака занимает образ «второго рождения»? В чем его смысл, с какими событиями в жизни поэта он связывается?

26. Почему в поздней лирике поэта так много «зимних образов»? Проанализируйте некоторые из них.

Темы сочинений

1. «Природа, мир, тайник вселенной...» (природа в лирике Б. Пастернака).

2. Своеобразие лирического героя поэзии Б. Л. Пастернака.

3. «Любовь - удивленья мгновенная дань...» (любовная лирика Б. Пастернака)

4. «Быть женщиной - великий шаг...» (судьба женщины в лирике Б. Пастернака).

5. «Во всем мне хочется дойти до самой сути...» (философская лирика Б. Пастернака).

6. Человек и время в творчестве Б. Пастернака.

7. «Существованья ткань сквозная...» (Роль метафоры в художественном мире Б. Пастернака).

8. Основные темы творчества Б. Пастернака.

9. «Как образ входит в образ и как предмет сечет предмет» (своеобразие художественного метода Б. Пастернака-лирика).

10. «И образ мира, в слове явленный, и творчество, и чудотворство» (по лирике Б. Пастернака).

11. Б. Пастернак и В. Маяковский.

12. «Быть знаменитым некрасиво...»

Тезисные планы сочинений

Своеобразие лирического героя поэзии Б. Л. Пастернака

I.
1) «Лирический герой» - образ автора, поэта, от лица которого ведется лирическое повествование - страстный монолог, заключающий его переживания, мысли и чувства.

2) В лирике Маяковского, Цветаевой, Есенина: лирический герой - в центре стихотворения, весь мир вращается вокруг него. Лирическое «Я» становится мерилом ценности окружающего мира, и душевный крах героя неизбежно приводил к краху всего мироздания.

П. 
1) В ранней лирике Пастернак отдал долг романтической концепции поэта: «Сестра моя - жизнь и сегодня в разливе...», «Любимая - жуть! Когда любит поэт...». Окружающая действительность - производив от внутреннего мира поэта:

И сады, и пруды, и ограды, 
И кипящее белыми воплями 
Мирозданье - лишь страсти разряды, 
Человеческим сердцем накопленной.
(«Определение творчества», 1917)

2) Одновременное преодоление романтизма, отказ от поэтической модели мира, в центре которого располагается лирический герой-романтик.

«Под романтической манерой, которую я отныне возбранял себе, крылось целое мировосп-риятье. Это было пониманье жизни как жизни поэта. <...> Романтическое жизнепонимание по-коряюще ярко и неоспоримо. <...> Но вне легенды этот план фальшив. Поэт, положенный в его основанье, немыслим без непоэтов, которые бы его оттеняли. <...> Эта драма нуждается во зле посредственности, чтобы быть увиденной, как всегда нуждается в филистерстве романтизм, с утратой мещанства лишающийся половины своего содержанья» («Охранная грамота»).

3) Лирический герой «уходит на второй план», а его место занимает природа. «Современные течения вообразили, что искусство как фонтан, тогда как оно - губка. Они решили, что искусство должно бить, тогда как оно складывается из органов восприятия» («Несколько положений»). Лирический герой Пастернака проявляет себя в поэзии не непосредственно: через выражение своих чувств и переживаний, - а опосредованно: через предметы его восприятия. То, что и как воспринимает герой, характеризует его гораздо ярче, чем то, какими словами он пытается определить свое душевное состояние:

Там в зареве рдела застава, 
И, в отсвете города, клен 
Отвешивал веткой корявой 
Больному прощальный поклон.
(«В больнице»)

4) «Пассивность», созерцательность лирического героя Пастернака: он не вторгается в природу, не «живописует» ею свои чувства, но доверяется своим впечатлениям и уверен, что окружающий мир, вошедший в стихотворение, уже психологически выразителен, сам, без нарочитости способен передать состояния лирического героя:

Со мною люди без имен, 
Деревья, дети, домоседы. 
Я ими всеми побежден, 
И только в том моя победа.
(«Рассвет»)

5) Влияние А. Блока: лирический сборник не просто собрание стихотворений, но цельная книга, в которой каждое произведение приобретает смысл прежде всего в их отношении к другим произведениям, к целому.

«Сестра моя - жизнь» - лирическое повествование, в основе которого - реальная история взаимоотношений поэта и его возлюбленной Е. Виноград летом 1917 года. Однако и здесь на первом месте - окружающий мир, природа, на фоне которой разворачиваются непростые взаимоотношения героев - от ожидания встречи до разрыва.

6) Эволюция лирического героя Пастернака: с начала 30-х гг. он становится сдержаннее, рассудительнее, трезвее смотрит на мир и отдает себе отчет во многих противоречиях жизни. Но это не препятствует его прежней непосредственности в восприятии окружающего мира.

III. Своеобразие лирики Пастернака - в своеобразии его лирического героя: он глубоко чувствует, не упивается собой и своими чувствами, но в созерцании красоты бытия открывает глубочайший смысл мироздания и поэтому с доверием относится ко всему, ч'то с ним происходит в жизни.

«Быть женщиной - великий шаг...»

(судьба женщины в лирике Б. Пастернака)

I. С женскими образами лирики Пастернака связаны две неразрывно связанные темы: тема любви и тема женского страдания.
1. Детские впечатления поэта: потрясенность картиной женского унижения и страдания.

«...Весной девятьсот первого года в Зоологическом саду показывали отряд дагомейских амазонок. ...Первое ощущение женщины связалось у меня с ощущением обнаженного строя, сомкнутого страдания, тропического парада под барабан. ...Раньше, чем надо, стал я невольником форм, потому что слишком рано увидал на них форму невольниц», (автобиографическая повесть «Охранная грамота»).

2. В художественном мире раннего Пастернака почти нет места людям: их заменяют картины природы. Исключение делается для образа возлюбленной (сборник «Сестра моя - жизнь»).

3. Поэт - тот, кто не унижает женщину бытом, не низводит ее до роли вещи в доме, но своей любовью возвышает и боготворит ее («Любимая - жуть! Когда любит, поэт...»).

4. Близость женщины - природе, ее родство с самой жизнью. Любовь к женщине подобна любви к жизни, к миру, причащает поэта к ним. («Любить иных - тяжелый крест...», «Красавица моя, вся стать...»).

5. Ощущение вины перед женщиной, которой сам причинил страдание и тем увеличил число ее земных тягот. («Не волнуйся, не плачь, не труди...», «Стихи мои, бегом, бегом...», «Объяснение»).

6. Преклонение перед силой женской верности и самоотверженности в любви («Магдалина»).

7. Особое место тема женской участи занимает в романе «Доктор Живаго». Образ Лары включен на равных в ряд важнейших образов романа: образов природы, революции, Родины.

«Вот весенний вечер на дворе. Воздух весь размечен звуками. Голоса играющих детей разбросаны в местах разной дальности, как бы в знак того, что пространство все насквозь живое. И эта даль - Россия, его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это им самим в лицо!

Вот это-то и есть Лара. С ними нельзя разговаривать, а она их представительница, их выражение, дар слуха и слова, дарованный безгласным началом существования». (Кн. II, ч. 13, гл. 7).

8. До последних дней любовь к женщине давала поэту жизненные силы, вдохновляла на творчество и помогала выстоять в самых невыносимых обстоятельствах тяжелой болезни, злобной травли и опалы («Без названия», «Вакханалия»):

Все тесней кольцо облавы, 
И другому я виной: 
Нет руки со мною правой, 
Друга сердца нет со мной!

(Черновой вариант стихотворения «Нобелевская премия»).

III. Обращение Пастернака к теме судьбы женщины продолжает традиции Н. А. Некрасова. («В дороге», «Тройка», «В полном разгаре страда деревенская...»), Л. Н. Толстого («Анна Каренина», «Воскресение») и А. Блока («Незнакомка», «В ресторане», «На железной дороге»).

Хроника жизни и творчества Б. Л. Пастернака

1890, 10 февраля (29 января по ст. ст.)

Родился в Москве Б. Пастернак. Отец - художник Леонид Осипович Пастернак, мать - пианистка Розалия Исидоровна, в девичестве Кауфман.

1901, август

Поступил во второй класс московской пятой гимназии.

1908, май

Окончание гимназии с золотой медалью.

август

Поступает на юридический факультет Московского университета. Параллельно еще в гимназии проходит композиторский курс по программе консерватории, готовится сдавать экзамены экстерном.

1909, май

Переводится на философское отделение историко-филологического факультета университета.

1910. февраль

Первые сохранившиеся стихотворения поэта, который долгое время старательно скрывал свое литературное дарование.

1911. 10 января

Доклад «Символизм и бессмертие» в младо-символистском кружке при издательстве «Мусагет».

1912. май-август

Поездка в Германию, учеба во время летнего семестра у профессора Г. Когена на философском факультете Марбургского университета. Двухнедельное пребывание в Италии.

1913. апрель

Первая публикация стихов Б. Л. Пастернака в коллективном сборнике «Лирика». В этом же году он заканчивает университет со званием кандидата философии Московского университета.

декабрь

Работа над сборником стихов «Близнец в тучах».

1914

Выходит первый сборник футуристической группы «Центрифуга» - «Руконог» со стихами и статьей Б. Пастернака; в этом же году происходит первая встреча с В. Маяковским.

1916

Выход книги стихов «Поверх барьеров».

1917

Революция в России; Б. Пастернак работает над книгой «Сестра - моя жизнь».

1917-1918

Работа над повестью «Детство Люверс».

1921

Отъезд родителей в Берлин.

1922

Женитьба на художнице Евгении Владимировне Лурье; завязывается переписка Пастернака с Мариной Цветаевой, в то время живущей во Франции.

январь

Выходит книга стихов «Сестра - моя жизнь».

1922-1923

Пребывание в Германии, участие в литературной жизни Берлина; здесь выходит книга стихов «Темы и вариации» (январь 1923).

1924

В журнале «ЛБФ» печатается поэма «Высокая болезнь», в которой Б. Пастернак пытается выразить свое понимание Октябрьской революции.

1925-1930

Работа над романом в стихах «Спекторский», где Пастернак, ощущая тягу к эпической форме, впервые предпринимает попытку соединения в одном произведении прозы («Повесть) и поэзии («Спекторский»).

1925-1926

Пишет поэму «Девятьсот пятый год» - эпос, «внушенный временем».

1926-1927

Пишет поэму «Лейтенант Шмидт»; порывает с группой ЛЕФ, назвав работу на злобу дня лефовцев «ремесленным полуискусством».

1931

Выходит автобиографическая повесть «Охранная грамота», посвященная памяти Р. М. Рильке. Женитьба на Зинаиде Николаевне Нейгауз; поездка в Грузию, начало крепкой дружбы с грузинскими поэтами Тицианом Табидзе и Паоло Яшвили, стихи которых много переводит.

1932

Новая любовь - новый творческий взлет: выходит книга стихов «Второе рождение».

1936

Усиливаются нападки на поэта со стороны верноподданнической прессы. Пастернак, стараясь быть дальше от официальной литературной жизни, уезжает на дачу в Переделкино, где работает над переводами.

1937

Самоубийство Паоло Яшвили; арест и расстрел по приговору «тройки» НКВД Тициана Табидзе.

1940

Выход сборника «Избранные переводы» из западноевропейской поэзии. Первые стихи из цикла «Переделкино».

1941

Переводит и публикует «Гамлета»; начинает работу над переводом «Ромео и Джульетта».

июль-август

Эвакуация семьи в Чистополь; первые «военные» стихи.

1943

В составе писательской бригады Б. Пастернак отправляется на Брянский фронт.

1945

Выходит последняя прижизненная поэтическая книга Б. Л. Пастернака «Избранные стихи и поэмы».

1945-1955

Работа над романом «Доктор Живаго».

октябрь

Знакомится с Ольгой Всеволодовной Ивинской.

1946, осень

Первое выдвижение Б. Пастернака на Нобелевскую премию: его кандидатуру предложили английские литераторы за лирические произведения. На Родине же в это время идет откровенная травля поэта, уничтожаются его книги, печатаются разгромные статьи.

1952, 20 октября

Инфаркт миокарда; Боткинская больница.

1953

Выход отдельной книгой перевода «Фауста» Гете.

1954

Выдвижение на Нобелевскую премию. Правительство СССР кандидатуру Пастернака не одобрило, предложив Шолохова.

1956

Передает рукопись романа «Доктор Живаго» в редакции журналов «Новый мир» и «Знамя», почти одновременно с этим рукопись попадает в руки миланского издателя-коммуниста Дж. Фельтринелли. Пишет автобиографический очерк «Люди и положения», начат последний цикл стихотворений «Когда разгуляется».

1957

Рассыпан набор книги избранных стихотворений, готовившейся в Гослитиздате; Пастернака вызывают в ЦК КПСС с требованием остановить издание романа в Италии, однако в ноябре роман на итальянском языке увидел свет, затем он был переведен на многие другие языки мира.

1958, 23 октября

Присуждение Нобелевской премии по литературе за роман «Доктор Живаго». В «Литературной газете» печатается письмо редколлегии «Нового мира» в сопровождении редакционной статьи под заголовком «Провокационная вылазка международной реакции». Б. Пастернака исключают из Союза писателей СССР. Вследствие всей этой травли вынужден отказаться от премии.

1959

В английской газете публикуется стихотворение «Нобелевская премия», после чего Б. Л. Пастернака вызывают к генеральному прокурору Р. А. Руденко, предъявляют обвинение в измене Родине и запрещают встречи с иностранцами.

1960, 10 февраля

Семидесятилетие писателя. Он начинает работу над пьесой «Слепая красавица».

30 мая

Б. Л. Пастернак умер на своей даче в Переделкино.

перейти к началу страницы