Литература

Содержание раздела

Большой справочник "РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА"

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

А. А. Ахматова

СТИХОТВОРЕНИЯ

Из книги «Вечер»

Молюсь оконному лучу -
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце - пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь.
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне.

3 ноября 1910
Киев

Два стихотворения

Подушка уже горяча
С обеих сторон.
Вот и вторая свеча
Гаснет, и крик ворон
Становится все слышней.
Я эту ночь не спала,
Поздно думать о сне...
Как нестерпимо бела
Штора на белом окне.
Здравствуй!

Весна 1910

Тот же голос, тот же взгляд,
Те же волосы льняные.
Все как год тому назад.
Сквозь стекло лучи дневные
Известь белых стен пестрят..

Свежих лилий аромат
И слова твои простые.

1909

И когда друг друга проклинали
В страсти, раскаленной добела,
Оба мы еще не понимали,
Как земля для двух людей мала,
И что память яростная мучит,
Пытка сильных - огненный недуг!
И в ночи бездонной сердце учит
Спрашивать: о, где ушедший друг?
А когда, сквозь волны фимиама,
Хор гремит, ликуя и грозя,
Смотрят в душу строго и упрямо
Те же неизбежные глаза.

1909

В Царском Селе

I

По аллее проводят лошадок.
Длинны волны расчесанных грив.
О, пленительный город загадок,
Я печальна, тебя полюбив.

Странно вспомнить: душа тосковала,
Задыхалась в предсмертном бреду.
А теперь я игрушечной стала,
Как мой розовый друг какаду.

Грудь предчувствием боли не сжата,
Если хочешь, в глаза погляди.
Не люблю только час пред закатом,
Ветер с моря и слово «уйди».

30 ноября 1911
Царское Село

II

...А там мой мраморный двойник,
Поверженный под старым кленом,
Озерным водам отдал лик,
Внимает шорохам зеленым.

И моют светлые дожди
Его запекшуюся рану...
Холодный, белый, подожди,
Я тоже мраморною стану.

1911

III

Смуглый отрок бродил по аллеям,
У озерных грустил берегов,
И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов.

Иглы сосен густо и колко
Устилают низкие пни...
Здесь лежала его треуголка
И растрепанный том
Парни.

24 сентября 1911
Царское Село

Сжала руки под темной вуалью... 
«Отчего ты сегодня бледна?» -
Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

8 января 1911
Киев

* * *

Высоко в небе облачко серело,
Как беличья расстеленная шкурка.
Он мне сказал: «Не жаль, что ваше тело
Растает в марте, хрупкая Снегурка!»

В пушистой муфте руки холодели.
Мне стало страшно, стало как-то смутно.
О, как вернуть вас, быстрые недели
Его любви, воздушной и минутной!

Я не хочу ни горечи, ни мщенья,
Пускай умру с последней белой вьюгой.
О нем гадала я в канун Крещенья. 
Я в январе была его подругой.

Весна 1911
Царское Село

Песня последней встречи

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,
А я знала - их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой...»

Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.

29 сентября 1911
Царское Село

Как соломинкой, пьешь мою душу.
Знаю, вкус ее горек и хмелен.
Но я пытку мольбой не нарушу.
О, покой мой многонеделен.

Когда кончишь, скажи.
Не печально,
Что души моей нет на свете.
Я пойду дорогой недальней
Посмотреть, как играют дети.

На кустах зацветает крыжовник,
И везут кирпичи за оградой.
Кто ты: брат мой или любовник,
Я не помню, и помнить не надо.

Как светло здесь и как бесприютно,
Отдыхает усталое тело...
А прохожие думают смутно:
Верно, только вчера овдовела.

10 февраля 1911
Царское Село

Хорони, хорони меня, ветер!
Родные мои не пришли,
Надо мною блуждающий вечер
И дыханье тихой земли.

Я была, как и ты, свободной,
Но я слишком хотела жить.
Видишь, ветер, мой труп холодный,
И некому руки сложить.

Закрой эту черную рану
Покровом вечерней тьмы
И вели голубому туману
Надо мною читать псалмы.

Чтобы мне легко, одинокой,
Отойти к последнему сну,
Прошуми высокой осокой
Про весну, про мою весну.

Декабрь 1909
Киев

Музе

Муза-сестра заглянула в лицо,
Взгляд ее ясен и ярок.
И отняла золотое кольцо,
Первый весенний подарок.

Муза! ты видишь, как счастливы все
Девушки, женщины, вдовы...
Лучше погибну на колесе,
Только не эти оковы.

Знаю: гадая, и мне обрывать
Нежный цветок маргаритку.
Должен на этой земле испытать
Каждый любовную пытку.

Жгу до зари на окошке свечу
И ни о ком не тоскую,
Но не хочу, не хочу, не хочу
Знать, как целуют другую.

Завтра мне скажут, смеясь, зеркала: 
«Взор твой не ясен, не ярок...»
Тихо отвечу: «Она отняла
Божий подарок».

10 ноября 1911
Царское Село

Сероглазый король

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя: 
«Нет на земле твоего короля...»

11 декабря 1910
Царское Село

Меня покинул в новолунье
Мой друг любимый. Ну так что ж!
Шутил: «Канатная плясунья!
Как ты до мая доживешь? »

Ему ответила, как брату,
Я, не ревнуя, не ропща,
Но не заменят мне утрату
Четыре новые плаща.

Пусть страшен путь мой, пусть опасен.
Еще страшнее путь тоски...
Как мой китайский зонтик красен,
Натерты мелом башмачки!

Оркестр веселое играет,
И улыбаются уста.
Но сердце знает, сердце знает,
Что ложа пятая пуста!

Ноябрь 1911

Из книги «Четки»

Смятение

Было душно от жгучего света,
А взгляды его - как лучи.
Я только вздрогнула: этот
Может меня приручить.

Наклонился - он что-то скажет...
От лица отхлынула кровь.
Пусть камнем надгробным ляжет
На жизни моей любовь.

1913

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.

О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.

19 декабря 1912
В вагоне

Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.

Мне очи застит туман,
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.

1913

Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся,
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся -
И загадочных, древних ликов
На меня поглядели очи...
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его - напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.

1913

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!

Декабрь 1913
Царское Село

Проводила друга до передней.
Постояла в золотой пыли.
С колоколенки соседней
Звуки важные текли. Брошена!
Придуманное слово
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.

1913

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.

И я стану - Христос помоги! -
На покров этот, светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки,

Чтоб отчетливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый.
В биографии славной твоей
Разве можно оставить пробелы?

Слишком сладко земное питье,
Слишком плотны любовные сети.
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети,

И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнутся лукаво...
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.

1912 (?)

Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

Май 1912
Флоренция

Ты знаешь, я томлюсь в неволе,
О смерти Господа моля.
Но все мне памятна до боли
Тверская скудная земля.

Журавль у ветхого колодца,
Над ним, как кипень, облака,
В полях скрипучие воротца,
И запах хлеба, и тоска.

И те неяркие просторы,
Где даже голос ветра слаб,
И осуждающие взоры
Спокойных загорелых баб.

Осень 1913
Слепнево

Помолись о нищей, о потерянной,
О моей живой душе,
Ты в своих путях всегда уверенный,
Свет узревший в шалаше.

И тебе, печально-благодарная,
Я за это расскажу потом,
Как меня томила ночь угарная,
Как дышало утро льдом.

В этой жизни я немного видела,
Только пела и ждала.
Знаю: брата я не ненавидела
И сестры не предала.

Отчего же Бог меня наказывал
Каждый день и каждый час?
Или это ангел мне указывал
Свет, невидимый для нас?

Май 1912
Флоренция

Ты письмо мое, милый, не комкай,
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.

Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любима, я твоя.
Не пастушка, не королевна
И уже не монашенка я -

В этом сером, будничном платье,
На стоптанных каблуках...
Но, как прежде, жгуче объятье,
Тот же страх в огромных глазах.

Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье
В доме сером и высоком
У морских ворот
Невы.

Январь 1914

Из книги «Белая стая»

Ты письмо мое, милый, не комкай,
Не плачь о заветной лжи,
Ты его в твоей бедной котомке
На самое дно положи.

1912
Царское Село

Н. Гумилеву

В ремешках пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый.

Только, ставши лебедем надменным,
Изменился серый лебеденок.
А на жизнь мою лучом нетленным
Грусть легла, и голос мой незвонок.

Октябрь 1912
Царское Село

Александру Блоку

Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье. 
Тихо в комнате просторной,
А за окнами мороз

И малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом...
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня!

У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен;
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.

Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днем, -
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.

12 апреля 1915
Троицкий мост

Уединение

Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них уже не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен.
Строителей ее благодарю,
Пусть их забота и печаль минует.
Отсюда раньше вижу я зарю,
Здесь солнца луч последний торжествует.
И часто в окна комнаты моей
Влетают ветры северных морей,
И голубь ест из рук моих пшеницу...
А не дописанную мной страницу,
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.

6 июня 1914
Слепнево

* * *

В. С. Срезневской

Вместо мудрости - опытность, пресное,
Неутоляющее питье.

А юность была - как молитва воскресная...
Мне ли забыть ее?

Столько дорог пустынных исхожено
С тем, кто мне не был мил,

Столько поклонов в церквах положено
За того, кто меня любил...

Стала забывчивей всех забывчивых,
Тихо плывут года.

Губ нецелованных, глаз неулыбчивых
Мне не вернуть никогда.

Осень 1913
Царское Село

Я так молилась: «Утоли
Глухую жажду песнопенья!»
Но нет земному от земли
И не было освобожденья.

Как дым от жертвы, что не мог
Взлететь к престолу Сил и Славы,
А только стелется у ног,
Молитвенно целуя травы, -

Муза ушла по дороге
Осенней, узкой, крутой,
И были смуглые ноги
Обрызганы крупной росой.

Я долго ее просила
Зимы со мной подождать,
Но сказала: «Ведь здесь могила,
Как ты можешь еще дышать? »

Я голубку ей дать хотела,
Ту, что всех в голубятне белей,
Но птица сама полетела
За стройной гостьей моей.

Я, глядя ей вслед, молчала,
Я любила ее одну,
А в небе заря стояла,
Как ворота в ее страну.

15 декабря 1915
Царское Село

Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.

17 марта 1915
Царское Село

Так я, Господь, простерта ниц:
Коснется ли огонь небесный
Моих сомкнувшихся ресниц
И немоты моей чудесной?

Зима 1913
Царское Село

Н.
В. Н.

Есть в близости людей заветная черта,
Ее не перейти влюбленности и страсти, -
Пусть в жуткой тишине сливаются уста
И сердце рвется от любви на части.

И дружба здесь бессильна, и года
Высокого и огненного счастья,
Когда душа свободна и чужда
Медлительной истоме сладострастья.

Стремящиеся к ней безумны, а ее
Достигшие - поражены тоскою...
Теперь ты понял, отчего мое
Не бьется сердце под твоей рукою.

2 мая 1915
Петербург

Нам свежесть слов и чувства простоту
Терять не то ль, что живописцу - зренье,
Или актеру - голос и движенье,
А женщине прекрасной - красоту?

Но не пытайся для себя хранить
Тебе дарованное небесами:
Осуждены - и это знаем сами -
Мы расточать, а не копить.

Иди один и исцеляй слепых,
Чтобы узнать в тяжелый час сомненья
Учеников злорадное глумленье
И равнодушие толпы.

23 июня 1915
Слепнево

Выл блаженной моей колыбелью
Темный город у грозной реки
И торжественной брачной постелью,
Над которой держали венки
Молодые твои серафимы, -
Город, горькой любовью любимый.

Солеёю молений моих
Был ты, строгий, спокойный, туманный.
Там впервые предстал мне жених,
Указавши мой путь осиянный,
И печальная Муза моя,
Как слепую, водила меня.

Июль 1914
Слепнево

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый...
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч,
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь.

Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный.

23 июня 1915
Слепнево

Царскосельская статуя

Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Неспешно зреющей рябины,

И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит на дороги.

Я чувствовала смутный страх
Пред этой девушкой воспетой.
Играли на ее плечах
Лучи скудеющего света.

И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюбленной.
Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнаженной.

Октябрь 1916
Севастополь

Июль 1914

I

Пахнет гарью. Четыре недели
Торф сухой по болотам горит.
Даже птицы сегодня не пели
И осина уже не дрожит.

Стало солнце немилостью Божьей,
Дождик с
Пасхи полей не кропил.
Приходил одноногий прохожий
И один на дворе говорил:

«Сроки страшные близятся.
Скоро Станет тесно от свежих могил.
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил.

Только нашей земли не разделит
На потеху себе супостат:
Богородица белый расстелет
Над скорбями великими плат».

II

Можжевельника запах сладкий
От горящих лесов летит.
Над ребятами стонут солдатки,
Вдовий плач по деревне звенит.

Не напрасно молебны служились,
О дожде тосковала земля:
Красной влагой тепло окропились
Затоптанные поля.

Низко, низко небо пустое,
И голос молящего тих: 
«Ранят тело твое пресвятое,
Мечут жребий о ризах твоих».

20 июля 1914
Слепнево

Для того ль тебя носила
Я когда-то на руках,
Для того ль сияла сила
В голубых твоих глазах!

Вырос стройный и высокий,
Песни пел, мадеру пил,
К Анатолии далекой
Миноносец свой водил.

На Малаховом кургане
Офицера расстреляли.
Без недели двадцать лет
Он глядел на Божий свет.

1918
Петербург

Молитва

Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар -
Так молюсь за
Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной
Россией Стала облаком в славе лучей.

1915.
Духов день
Петербург. Троицкий мост

*

Перед весной бывают дни такие:
Под плотным снегом отдыхает луг,
Шумят деревья весело-сухие,
И теплый ветер нежен и упруг.

И легкости своей дивится тело,
И дома своего не узнаешь,
А песню ту, что прежде надоела,
Как новую, с волнением поешь.

Дето 1915
Слепнево

Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.

Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь -
С моими детскими стихами.

Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.

Июль 1915
Слепнево

А. Л.

Да, я любила их, те сборища ночные, -
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.

5 января 1917
Слепнево

Б. А.

Как белый камень в глубине колодца,
Лежит во мне одно воспоминанье.
Я не могу и не хочу бороться:
Оно - веселье и оно - страданье.

Мне кажется, что тот, кто близко взглянет
В мои глаза, его увидит сразу.
Печальней и задумчивее станет
Внимающего скорбному рассказу.

Я ведаю, что боги превращали
Людей в предметы, не убив сознанья,
Чтоб вечно жили дивные печали.
Ты превращен в мое воспоминанье.

5 июля 1916
Слепнево

Из книги «Подорожник»

* * *

Ты - отступник: за остров зеленый
Отдал, отдал родную страну,
Наши песни, и наши иконы,
И над озером тихим сосну.

В свою подругу влюбленный,
И бронзовым стал другой
На площади оснеженной.

Зима 1914

Чем хуже этот век предшествующих? Разве 
Тем, что в чаду печали и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог.

Еще на западе земное солнце светит,
И кровли городов в его лучах блестят,
А здесь уж белая дома крестами метит
И кличет воронов, и вороны летят.

Зима 1919

Для чего ты, лихой ярославец,
Коль еще не лишился ума,
Загляделся на рыжих красавиц
И на пышные эти дома?

Так теперь и кощунствуй, и чванься,
Православную душу губи,
В королевской столице останься
И свободу свою полюби.

Для чего ж ты приходишь и стонешь
Под высоким окошком моим?
Знаешь сам, ты и в море не тонешь,
И в смертельном бою невредим.

Да, не страшны ни море, ни битвы
Тем, кто сам потерял благодать.
Оттого-то во время молитвы
Попросил ты тебя поминать.

Июль 1917
Слепнево

Земная слава как дым,
Не этого я просила.
Любовникам всем моим
Я счастие приносила.
Один и сейчас живой,

Теперь никто не станет слушать песен.
Предсказанные наступили дни.
Моя последняя, мир больше не чудесен,
Не разрывай мне сердца, не звени.

Еще недавно ласточкой свободной
Свершала ты свой утренний полет,
А ныне станешь нищенкой голодной,
Не достучишься у чужих ворот.

1917.
Конец года

На шее мелких четок ряд,
В широкой муфте руки прячу,
Глаза рассеянно глядят
И больше никогда не плачут.

И кажется лицо бледней
От лиловеющего шелка,
Почти доходит до бровей
Моя незавитая -челка.

И непохожа на полет
Походка медленная эта,
Как будто под ногами плот,
А не квадратики паркета.

А бледный рот слегка разжат,
Неровно трудное дыханье,
И на груди моей дрожат
Цветы небывшего свиданья.

1913

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Осень 1917
Петербург

Из книги «Anno Domini»

I.
После всего

В те баснословные года...
Тютчев

И мы забыли навсегда,
Заключены в столице дикой,
Озера, степи, города
И зори родины великой.
В кругу кровавом день и ночь
Долит жестокая истома...
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.
Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но нам священный град
Петра Невольным памятником будет.

26 декабря 1921

Сказал, что у меня соперниц нет.
Я для него не женщина земная,
А солнца зимнего утешный свет
И песня дикая родного края.
Когда умру, не станет он грустить,
Не крикнет, обезумевши: «Воскресни!»
Но вдруг поймет, что невозможно жить
Без солнца телу и душе без песни.
...А что теперь?

1921

*

Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.

И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час...
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.

Июль 1922
Петербург

*

Тебе покорной?
Ты сошел с ума!
Покорна я одной Господней воле.
Я не хочу ни трепета, ни боли,
Мне муж - палач, а дом его - тюрьма.

Но видишь ли! Ведь я пришла сама...
Декабрь рождался, ветры выли в поле,
И было так светло в твоей неволе,
А за окошком сторожила тьма.

Так птица о прозрачное стекло
Всем телом бьется в зимнее ненастье,
И кровь пятнает белое крыло.

Теперь во мне спокойствие и счастье.
Прощай, мой тихий, ты мне вечно мил
За то, что в дом свой странницу пустил.

Август 1921
Царское Село

Что казалось - сейчас забелеет прозрачный
подснежник...
Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу
моему.

Сентябрь 1922

Эпические мотивы

Я пою, и лес зеленеет.
Б. А.

Что ты бродишь, неприкаянный,
Что глядишь ты не дыша?
Верно, понял: крепко спаяна
На двоих одна душа.

Будешь, будешь мной утешенным,
Как не снилось никому,
А обидишь словом бешеным -
Станет больно самому.

Декабрь 1921

Хорошо здесь: и шелест, и хруст;
С каждым утром сильнее мороз,
В белом пламени клонится куст
Ледяных ослепительных роз.

И на пышных парадных снегах
Лыжный след, словно память о том,
Что в каких-то далеких веках
Здесь с тобою прошли мы вдвоем.

Зима 1922

Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни?
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней.
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,

Их запомнили все мы до конца наших дней.
Было солнце таким, как вошедший в столицу
мятежник,
И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
В то время я гостила на земле.
Мне дали имя при крещенье -
Анна,
Сладчайшее для губ людских и слуха.

Так дивно знала я земную радость
И праздников считала не двенадцать,
А столько, сколько было дней в году.
Я, тайному велению покорна,
Товарища свободного избрав,
Любила только солнце и деревья.

Однажды поздним летом иностранку
Я встретила в лукавый час зари,
И вместе мы купались в теплом море,
Ее одежда странной мне казалась,
Еще страннее - губы, а слова
Как звезды падали сентябрьской ночью,
И стройная меня учила плавать,
Одной рукой поддерживая тело,
Неопытное на тугих волнах.

И часто, стоя в голубой воде,
Она со мной неспешно говорила,
И мне казалось, что вершины леса
Слегка шумят, или хрустит песок,
Иль голосом серебряным волынка
Вдали поет о вечере разлук.
Но слов ее я помнить не могла
И часто ночью с болью просыпалась.

Мне чудился полуоткрытый рот,
Ее глаза и гладкая прическа.
Как вестника небесного, молила
Я девушку печальную тогда:
«Скажи, скажи, зачем угасла память
И, так томительно лаская слух,
Ты отняла блаженство повторенья?..»

И только раз, когда я виноград
В плетеную корзинку собирала,
А смуглая сидела на траве,
Глаза закрыв и распустивши косы,
И томною была и утомленной
От запаха тяжелых синих ягод
И пряного дыханья дикой мяты, -

Она слова чудесные вложила
В сокровищницу памяти моей,
И, полную корзину уронив,
Припала я к земле сухой и душной,
Как к милому, когда поет любовь.

Осень 1913

* * *

Наталии Рыковой

Все расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Отчего же нам стало светло?

Днем дыханьями веет вишневыми
Небывалый под городом лес,
Ночью блещет созвездьями новыми
Глубь прозрачных июльских небес, -

И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам...
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам.

Июнь 1921

О, жизнь без завтрашнего дня!
Ловлю измену в каждом слове,
И убывающей любови
Звезда восходит для меня.

Так незаметно отлетать,
Почти не узнавать при встрече.
Но снова ночь. И снова плечи
В истоме влажной целовать.

Тебе я милой не была,
Ты мне постыл. А пытка длилась,
И как преступница томилась
Любовь, исполненная зла.

То словно брат. Молчишь, сердит.
Но если встретимся глазами -
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит.

29 августа 1921
Царское Село

Кое-как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.

Я-то вольная.
Все мне забава, -
Ночью Муза слетит утешать,
А наутро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать.

Обо мне и молиться не стоит
И, уйдя, оглянуться назад...
Черный ветер меня успокоит,
Веселит золотой листопад.

Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
Но, скажи мне, на крестную муку
Ты другую посмеешь послать?

29 августа 1921
Царское Село

Памяти Ал. Блока

А
Смоленская нынче именинница,
Синий ладан над травою стелется,
И струится пенье панихидное,
Не печальное нынче, а светлое.
И приводят румяные вдовушки
На кладбище мальчиков и девочек
Поглядеть на могилы отцовские,
А кладбище - роща соловьиная,
От сиянья солнечного замерло.
Принесли мы Смоленской Заступнице,
Принесли Пресвятой Богородице 
На руках во гробе серебряном
Наше солнце, в муке погасшее, -
Александра, лебедя чистого.

Август 1921

Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне!
Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как вороны кружатся, чуя
Горячую, свежую кровь,
Так дикие песни, ликуя,
Моя насылала любовь.
С тобою мне сладко и знойно,
Ты близок, как сердце в груди.

Дай руки мне, слушай спокойно.
Тебя заклинаю: уйди.
И пусть не узнаю я, где ты,
О Муза, его не зови,
Да будет живым, невоспетым
Моей не узнавший любви.

Октябрь 1921
Петербург

III. Голос памяти 

* * *

Заплаканная осень, как вдова
В одеждах черных, все сердца туманит.
Перебирая мужнины слова,
Она рыдать не перестанет.
И будет так, пока тишайший снег
Не сжалится над скорбной и усталой...
Забвенье боли и забвенье нег -
За это жизнь отдать не мало.

15 сентября 1921
Царское Село

Из книги «Тростник»

* * *

О, знала ль я, когда в одежде белой
Входила Муза в тесный мой приют,
Что к лире, навсегда окаменелой,
Мои живые пальцы припадут.

О, знала ль я, когда неслась, играя,
Моей любви последняя гроза,
Что лучшему из юношей, рыдая,
Закрою я орлиные глаза...

О, знала ль я, когда, томясь успехом,
Я искушала дивную Судьбу,
Что скоро люди беспощадным смехом
Ответят на предсмертную мольбу.

30 мая 1917

Привольем пахнет дикий мед,
Пыль - солнечным лучом,
Фиалкою - девичий рот,
А золото - ничем.
Водою пахнет резеда,
И яблоком - любовь.
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь.

И напрасно наместник
Рима Мыл руки пред всем народом
Под зловещие крики черни;
И шотландская королева
Напрасно с узких ладоней
Стирала красные брызги
В душном мраке царского дома...

1934
Ленинград

Муза

Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я».

1924
Казанская, 2

Подвал памяти

О, погреб памяти.
Хлебников

Но сущий вздор, что я живу грустя
И что меня воспоминанье точит.
Не часто я у памяти в гостях,
Да и она всегда меня морочит.
Когда спускаюсь с фонарем в подвал,
Мне кажется - опять глухой обвал
За мной по узкой лестнице грохочет.
Чадит фонарь, вернуться не могу,
А знаю, что иду туда к врагу.

И я прошу как милости...
Но там
Темно и тихо.
Мой окончен праздник!
Уж тридцать лет, как проводили дам,
От старости скончался тот проказник..
Я опоздала.
Экая беда!
Нельзя мне показаться никуда.
Но я касаюсь живописи стен
И у камина греюсь.
Что за чудо!
Сквозь эту плесень, этот чад и тлен
Сверкнули два живые изумруда.
И кот мяукнул.
Ну, идем домой!

Но где мой дом и где рассудок мой? 

18 января 1940

Двустишие

От других мне хвала - что зола,
От тебя и хула - похвала.

Весна 1931

Разрыв

1

Не недели, не месяцы - годы
Расставались. И вот наконец
Холодок настоящей свободы
И седой над висками венец.

Больше нет ни измен, ни предательств,
И до света не слушаешь ты,
Как струится поток доказательств
Несравненной моей правоты.

1940

И как всегда бывает в дни разрыва,
К нам постучался призрак первых дней,
И ворвалась серебряная ива
Седым великолепием ветвей.

Нам, исступленным, горьким и надменным,
Не смеющим глаза поднять с земли,
Запела птица голосом блаженным
О том, как мы друг друга берегли.

25 сентября 1944

3.
Последний тост

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем
И за тебя я пью, -
За ложь меня предавших уст,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и пуст,
За то, что Бог не спас.

27 июля 1934
Шереметевский Дом

Маяковский в 1913 году

Я тебя в твоей не знала славе,
Помню только бурный твой рассвет,
Но, быть может, я сегодня вправе
Вспомнить день тех отдаленных лет.
Как в стихах твоих крепчали звуки,
Новые роились голоса...
Не ленились молодые руки,
Грозные ты возводил леса.
Все, чего касался ты, казалось
Не таким, как было до тех пор,
То, что разрушал ты, - разрушалось,
В каждом слове бился приговор.
Одинок и часто недоволен,
С нетерпеньем торопил судьбу,
Знал, что скоро выйдешь весел, волен
На свою великую борьбу.
И уже отзывный гул прилива
Слышался, когда ты нам читал,
Дождь косил свои глаза гневливо, 
С городом ты в буйный спор вступал.
И еще не слышанное имя
Молнией влетело в душный зал,
Чтобы ныне, всей страной хранимо,
Зазвучать, как боевой сигнал.

3-10 марта 1940

Из книги «Нечет»

Из цикла «Pro domo mea»

3

Забудут? - вот чем удивили!
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,

Где, может быть, я и сейчас.
А Муза и глохла, и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как
Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.

21 февраля 1957
Ленинград

Клятва

И та, что сегодня прощается с милым, -
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!

Июль 1941
Ленинград

Мужество

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, -
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!

23 февраля 1942
Ташкент

Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни
На краешке окна, и духота кругом,
Когда закрыта дверь, и заколдован дом
Воздушной веткой голубых глициний,
И в чашке глиняной холодная вода,
И полотенца снег, и свечка восковая
Горит, как в детстве, мотыльков сзывая,
Грохочет тишина, моих не слыша слов, -
Тогда из черноты рембрандтовских углов
Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже...
Здесь одиночество меня поймало в сети.
Хозяйкин черный кот глядит, как глаз
столетий,
И в зеркале двойник не хочет мне помочь.
Я буду сладко спать.
Спокойной ночи, ночь.

28 марта 1944
Ташкент

Из цикла «Новоселье»

1.Хозяйка

Е. С. Булгаковой

В этой горнице колдунья
До меня жила одна:
Тень ее еще видна
Накануне новолунья,
Тень ее еще стоит
У высокого порога,
И уклончиво и строго
На меня она глядит.
Я сама не из таких,
Кто чужим подвластен чарам,
Я сама...
Но, впрочем, даром
Тайн не выдаю своих.

5 августа 1943
Ташкент

Из цикла «Трещотка прокаженного»

9. Пушкин

Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть?..

7 марта 1943
Ташкент

10

Наше священное ремесло
Существует тысячи лет...
С ним и без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.

25 июня 1944
Ленинград

Из книги «Бег времени»

Пала седьмая завеса тумана, -
Та, за которой приходит весна.

Из цикла «Вереница четверостишии»

9

За меня не будете в ответе,
Можете пока спокойно спать.
Сила - право, только ваши дети
За меня вас будут проклинать.

1934

15

Я всем прощение дарую
И в Воскресение Христа
Меня предавших в лоб целую,
А не предавшего - в уста.

1948 (на
Пасху) Москва

Из заветной тетради 

2. Многим

Я - голос ваш, жар вашего дыханья,
Я - отраженье вашего лица.
Напрасных крыл напрасны трепетанья,
Ведь все равно я с вами до конца.

Вот отчего вы любите так жадно
Меня в грехе и в немощи моей,
Вот отчего вы дали неоглядно
Мне лучшего из ваших сыновей,

Вот отчего вы даже не спросили
Меня ни слова никогда о нем
И чадными хвалами задымили
Мой навсегда опустошенный дом.
И говорят - нельзя теснее слиться,
Нельзя непоправимее любить...

Как хочет тень от тела отделиться,
Как хочет плоть с душою разлучиться,
Так я хочу теперь - забытой быть.

14 сентября 1922

9

Все ушли, и никто не вернулся,
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть все небо в крови.
Дом был проклят, и проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою моей.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол.
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.
Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Обкормили меня клеветою,
Опоили отравой меня
И, до самого края доведши,
Почему-то оставили там.
Любо мне, городской сумасшедшей,
По предсмертным бродить площадям.

[1930-е], 1960

Из цикла «Венок мертвым»

1. Учитель

Памяти Иннокентия Анненского

А тот, кого учителем считаю,
Как тень прошел и тени не оставил,
Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,
И славы ждал, и славы не дождался,
Кто был предвестьем,
предзнаменованьем
Всего, что с нами после совершилось,
Всех пожалел, во всех вдохнул
томленье -
И задохнулся...

1945

VI

Памяти
М. Булгакова

Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донес
Великолепное презренье.

Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.

И нет тебя, и все вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.

О, кто подумать мог, что полоумной мне,
Мне, плакальщице дней не бывших,
Мне, тлеющей на медленном огне,
Всех пережившей, все забывшей,

Придется поминать того, кто, полный сил,
И светлых замыслов, и воли,
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь смертельной боли.

Март 1940
Фонтанный Дом

И все цветы, что только есть на свете,
Навстречу этой смерти расцвели.
Но сразу стало тихо на планете,
Носящей имя скромное... Земли.

1 июня 1960
Москва.
Боткинская больница

Словно дочка слепого Эдипа,
Муза к смерти провидца вела,
А одна сумасшедшая липа
В этом траурном мае цвела
Прямо против окна, где когда-то
Он поведал мне, что перед ним
Вьется путь золотой и крылатый,
Где он вышнею волей храним.

11 июня 1960
Москва.
Боткинская больница

VII. Борису Пастернаку

И снова осень валит 
Тамерланом,
В арбатских переулках тишина.
За полустанком или за туманом
Дорога непроезжая черна.
Так вот она, последняя!
И ярость
Стихает. Все равно что мир оглох...
Могучая евангельская старость
И тот горчайший гефсиманский вздох.
Здесь все тебе принадлежит по праву,
Стеной стоят дремучие дожди,
Отдай другим игрушку мира - славу,
Иди домой и ничего не жди.

1947-25 октября 1958
Ленинград

Как птица, мне ответит эхо.
Б. П.

Умолк вчера неповторимый голос,
И нас покинул собеседник рощ.
Он превратился в жизнь дающий колос
Или в тончайший, им воспетый дождь.

VIII.
Нас четверо

Комаровские наброски

Ужели и гитане гибкой
Все муки
Данта суждены.

Таким я вижу облик
Ваш и взгляд.

О, Муза Плача...

...И отступилась я здесь от всего,
От земного всякого блага.
Духом, хранителем «места сего»
Стала лесная коряга.

Все мы немного у жизни в гостях,
Жить - это только привычка.
Чудится мне на воздушных путях
Двух голосов перекличка.

Двух?
А еще у восточной стены,
В зарослях крепкой малины,
Темная, свежая ветвь бузины...
Это - письмо от Марины.

19-20 ноября 1961
Больница в
Гавани

Из стихотворений 30-х годов з

Зачем вы отравили воду
И с грязью мой смешали хлеб?
Зачем последнюю свободу
Вы превращаете в вертеп?
За то, что я не издевалась
Над горькой гибелью друзей?
За то, что я верна осталась
Печальной родине моей?
Пусть так.
Без палача и плахи
Поэту на земле не быть.
Нам покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть.

1935

Я знаю, с места не сдвинуться
Под тяжестью
Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
В какой-то семнадцатый век.

С душистою веткой березовой
Под Троицу в церкви стоять,
С боярынею
Морозовой Сладимый медок попивать,

А после на дровнях в сумерки
В навозном снегу тонуть...
Какой сумасшедший
Суриков Мой последний напишет путь?

1937

Черепки

You cannot leave your mother an orphan.
Joyce

Ты не осиротишь мать свою.
Джойс (англ.).

I

Мне, лишенной огня и воды,
Разлученной с единственным сыном...
На позорном помосте беды,
Как под тронным стою балдахином...

II

Семь тысяч и три километра...
Не услышишь, как мать зовет
В грозном вое полярного ветра,
В тесноте обступивших невзгод.

Там дичаешь, звереешь - ты милый!
Ты последний и первый - ты наш.
Над моей ленинградской могилой
Равнодушная бродит весна...

III

Вот и доспорился яростный спорщик
До енисейских равнин,
Вам он бродяга, шуан, заговорщик,
Мне он - единственный сын...

IV

«...И кто-то приказал мне: -
Говори!
Припомни все...»
Леон Фелипе.
Дознание

Кому и когда говорила,
Зачем от людей не таю,
Что каторга сына сгноила,
Что Музу засекли мою.

Я всех на земле виноватей,
Кто был и кто будет, кто есть...
И мне в сумасшедшей палате
Валяться - великая честь.

И вовсе я не пророчица,
Жизнь светла, как горный ручей,
А просто мне петь не хочется
Под звон тюремных ключей.

1930-е, 1958

Из цикла «Северные элегии»
Вторая

О ДЕСЯТЫХ ГОДАХ

Ты - победительница жизни,
И я - товарищ вольный твой.
Н. Гумилев

И никакого розового детства...
Веснушечек, и мишек, и игрушек,
И добрых теть, и страшных дядь, и даже
Приятелей средь камешков речных.

Себе самой я с самого начала
То чьим-то сном казалась или бредом,
Иль отраженьем в зеркале чужом,
Без имени, без плоти, без причины.

Уже я знала список преступлений,
Которые должна я совершить.
И вот я, лунатически ступая,
Вступила в жизнь и испугала жизнь.

Она передо мною стлалась лугом,
Где некогда гуляла Прозерпина.
Передо мной, безродной, неумелой,
Открылись неожиданные двери,
И выходили люди и кричали:
«Она пришла, она пришла сама!»
А я на них глядела с изумленьем
И думала: «Они с ума сошли!»

И чем сильней они меня хвалили,
Чем мной сильнее люди восхищались,
Тем мне страшнее было в мире жить
И тем сильней хотелось пробудиться.
И знала я, что заплачу сторицей
В тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме,
Везде, где просыпаться надлежит
Таким, как я, - но длилась пытка счастьем.

4 июля 1955
Москва

Третья

В том доме было очень страшно жить,
И ни камина жар патриархальный,
Ни колыбелька нашего ребенка,
Ни то, что оба молоды мы были
И замыслов исполнены ......

........... и удача

От нашего порога ни на шаг
За все семь лет не смела отойти, -
Не уменьшали это чувство страха.
И я над ним смеяться научилась
И оставляла капельку вина
И крошки хлеба для того, кто ночью
Собакою царапался у двери
Иль в низкое заглядывал окошко,
В то время как мы заполночь старались
Не видеть, что творится в Зазеркалье,
Под чьими тяжеленными шагами
Стонали темной лестницы ступеньки,
Как о пощаде жалостно моля.
И говорил ты, странно улыбаясь:
«Кого они по лестнице несут?»
Теперь ты там, где знают все, - скажи:
Что в этом доме жило кроме нас?

1921
Царское Село

Пятая

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.

Тютчев
Н. А. 0-ой

Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь.
В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
О, как я много зрелищ пропустила,
И занавес вздымался без меня
И так же падал.
Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
И сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду.
И сколько я стихов не написала,
И тайный хор их бродит вкруг меня
И, может быть, еще когда-нибудь
Меня задушит...
Мне ведомы начала и концы,
И жизнь после конца, и что-то,
О чем теперь не надо вспоминать.
И женщина какая-то мое
Единственное место заняла,
Мое законнейшее имя носит,
Оставивши мне кличку, из которой
Я сделала, пожалуй, все, что можно.
Я не в свою, увы, могилу лягу.

Но иногда весенний шалый ветер,
Иль сочетанье слов в случайной книге,
Или улыбка чья-то вдруг потянут
Меня в несостоявшуюся жизнь.
В таком году произошло бы то-то,
А в этом - это: ездить, видеть, думать,
И вспоминать, и в новую любовь
Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
Измены и еще вчера не бывшей
Морщинкой...

Но если бы откуда-то взглянула
Я на свою теперешнюю жизнь,
Узнала бы я зависть наконец...

2 сентября 1945
Фонтанный Дом (задумано еще в
Ташкенте)

Из цикла «Шиповник цветет»

9

По той дороге, где
Донской Вел рать великую когда-то,
Где ветер помнит супостата,
Где месяц желтый и рогатый, -
Я шла, как в глубине морской...
Шиповник так благоухал,
Что даже превратился в слово,
И встретить я была готова
Моей судьбы девятый вал.

10

Ты выдумал меня. Такой на свете нет,
Такой на свете быть не может.
Ни врач не исцелит, не утолит поэт, -
Тень призрака тебя и день и ночь тревожит.
Мы встретились с тобой в невероятный год,
Когда уже иссякли мира силы,
Все было в трауре, все никло от невзгод,
И были свежи лишь могилы.
Без фонарей как смоль был черен невский вал,
Глухонемая ночь вокруг стеной стояла...
Так вот когда тебя мой голос вызывал!
Что делала - сама еще не понимала.
И ты пришел ко мне, как бы звездой ведом,
По осени трагической ступая,
В тот навсегда опустошенный дом,
Откуда унеслась стихов казненных стая.

18 августа 1956
Старки

12

Ты опять со мной, подруга осень!
Ин. Анненский

Пусть кто-то еще отдыхает на юге
И нежится в райском саду.
Здесь северно очень - и осень в подруги
Я выбрала в этом году.
Живу, как в чужом, мне приснившемся доме,
Где, может быть, я умерла,
И, кажется, тайно глядится Суоми
В пустые свои зеркала.

Иду между черных приземистых елок,
Там вереск на ветер похож,
И светится месяца тусклый осколок,
Как финский зазубренный нож.
Сюда принесла я блаженную память
Последней невстречи с тобой -
Холодное, чистое, легкое пламя
Победы моей над судьбой.

1956
Комарова

Из цикла «Тайны ремесла» 

1. Творчество

Бывает так; какал-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома,
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки,
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

5 ноября 1936
Фонтанный Дом

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

21 января 1940

3. Муза

Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Музой,
Говорят: «Ты с ней на лугу...»
Говорят: «Божественный лепет...»
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.

4. Поэт

Подумаешь, тоже работа, -
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.

И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив,
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.

А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.

Налево беру и направо,
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой,
И все - у ночной тишины.

Лето 1959
Комарова

5. Читатель

Не должен быть очень несчастным
И главное - скрытным.
О нет! -
Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.

И рампа торчит под ногами,
Все мертвенно, пусто, светло,
Лайм-лайта позорное пламя
Его заклеймило чело.

А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.

Там все, что природа запрячет,
Когда ей угодно, от нас.
Там кто-то беспомощно плачет
В какой-то назначенный час.

И сколько там сумрака ночи,
И тени, и сколько прохлад,
Там те незнакомые очи
До света со мной говорят,

За что-то меня упрекают
И в чем-то согласны со мной...
Так исповедь льется немая,
Беседы блаженнейший зной.

Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг,
А он неизменен и вечен -
Поэта неведомый друг.

23 июля 1959
Комарова

6. Последнее стихотворение

Одно, словно кем-то встревоженный гром,
С дыханием жизни врывается в дом,
Смеется, у горла трепещет,
И кружится, и рукоплещет.

Другое, в полночной родясь тишине,
Не знаю откуда крадется ко мне,
Из зеркала смотрит пустого
И что-то бормочет сурово.

А есть и такие: средь белого дня,
Как будто почти что не видя меня,
Струятся по белой бумаге,
Как чистый источник в овраге.

А вот еще: тайное бродит вокруг -
Не звук и не цвет, не цвет и не звук, -
Гранится, меняется, вьется,
А в руки живым не дается.

Но это!., по капельке выпило кровь,
Как в юности злая девчонка - любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.

И я не знавала жесточе беды.
Ушло, и его протянулись следы
К какому-то крайнему краю,
А я без него... умираю.

1 декабря 1959
Ленинград

7. Эпиграмма

Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, Боже, как их замолчать заставить!

1958

Из стихов последних лет

Рисунок на книге стихов

Он не траурный, он не мрачный,
Он почти как сквозной дымок,
Полуброшенной новобрачной
Черно-белый легкий венок.
А под ним тот профиль горбатый,
И парижской челки атлас,
И зеленый, продолговатый,
Очень зорко видящий глаз.

23 мая 1958

Приморский сонет

Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.

И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней.
И над цветущею черешней
Сиянье легкий месяц льет.

И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда...

Там средь стволов еще светлее,
И все похоже на аллею
У царскосельского пруда.

Июнь 1958
Комарова

* * *

Опять подошли «незабвенные даты»,
И нет среди них ни одной не проклятой.
Но самой проклятой восходит заря...
Я знаю: колотится сердце не зря -

От звонкой минуты пред бурей морскою
Оно наливается мутной тоскою.
И даже сегодняшний ветреный день
Преступно хранит прошлогоднюю тень,

Как тихий, но явственный стук из подполья,
И сердце на стук отзывается болью.
Я все заплатила до капли, до дна,
Я буду свободна, я буду одна.

На прошлом я черный поставила крест,
Чего же ты хочешь, товарищ зюйд-вест,
Что ломятся в комнату липы и клены,
Гудит и бесчинствует табор зеленый

И к брюху мостов подкатила вода? -
И всё как тогда, и всё как тогда.
Все ясно - кончается злая неволя,
Сейчас я пройду через Марсово Поле,

А в Мраморном крайнее пусто окно,
Там пью я с тобой ледяное вино,
И там попрощаюсь с тобою навек,
Мудрец и безумец - дурной человек.

Лето 1944-1945, 21 .июля 1959
Ленинград

Летний сад

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

8 душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

9 июля 1959
Ленинград

Три стихотворения

Пора забыть верблюжий этот гам
И белый дом на улице
Жуковской. Пора, пора к березам и грибам,
К широкой осени московской.
Там все теперь сияет, все в росе,
И небо забирается высоко,
И помнит Рогачевское шоссе
Разбойный посвист молодого Блока.

1944-1950

И в памяти черной пошарив, найдешь
До самого локтя перчатки,
И ночь Петербурга. 
И в сумраке лож
Тот запах и душный и сладкий.
И ветер с заЛива.
А там, между строк,
Минуя и ахи и охи,
Тебе улыбнется презрительно
Блок -
Трагический тенор эпохи.

1960

8

Он прав - опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит...
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит -
Когда он
Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.

7 июня 1946

Родная земля

И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.

1922

В заветных ладанках не носим на груди,
О ней стихи навзрыд не сочиняем,
Наш горький сон она не бередит,
Не кажется обетованным раем.
Не делаем ее в душе своей
Предметом купли и продажи,
Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
О ней не вспоминаем даже.
Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах.
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чем не замешанный прах.
Но ложимся в нее и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно - своею.

1 декабря 1961
Ленинград.
Больница в
Гавани

Из цикла «Полночные стихи»

2. Первое предупреждение

Какое нам, в сущности, дело,
Что все превращается в прах,
Над сколькими безднами пела
И в скольких жила зеркалах.
Пускай я не сон, не отрада
И меньше всего благодать,
Но, может быть, чаще, чем надо,
Придется тебе вспоминать -
И гул затихающих строчек,
И глаз, что скрывает на дне
Тот ржавый колючий веночек
В тревожной своей тишине.

6 июня 1963
Москва

* *

Не мудрено, что похоронным звоном
Звучит порой непокоренный стих.
Пустынно здесь! Уже за Ахероном 
Три четверти читателей моих.

А вы, друзья! Осталось вас немного,
Последние, вы мне еще милей...
Какой короткой сделалась дорога,
Которая казалась всех длинней.

3 марта 1958
Болшево Комн. N 7

Из четверостиший 

* * *

Когда я называю по привычке
Моих друзей заветных имена,
Всегда на этой странной перекличке
Мне отвечает только тишина.

8 ноября 1943
Ташкент

Не повторяй - душа твоя богата -
Того, что было сказано когда-то,
Но, может быть, поэзия сама -
Одна великолепная цитата.

19 сентября 1956

Мы не встречаться больше научились,
Не подымаем друг на друга глаз,
Но даже сами бы не поручились
За то, что с нами будет через час.

1964

* * *

А я иду, где ничего не надо,
Где самый милый спутник - только тень,
И веет ветер из глухого сада,
А под ногой могильная сирень.

1964

И осталось из всего земного
Только хлеб насущный твой,
Человека ласковое слово,
Чистый голос полевой.

1941

От странной лирики, где каждый шаг - секрет,
Где пропасти налево и направо,
Где под ногой, как лист увядший, слава.
По-видимому, мне спасенья нет.

Осень 1944

Кого когда-то называли люди
Царем в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит - и чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди...

Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима - все прошли
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, -
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом священных роз.

Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор - к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней - царственное Слово.

1945

ПОЭМА

Реквием 1935-1940

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

1961

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В страшные годы ежовщины я провела 
семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. 
Как-то раз кто-то «опознал» меня.
Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, 
которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, 
очнулась от свойственного нам всем оцепенения 
и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

- А это вы можете описать?
И я сказала:

- Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, 
что некогда было ее лицом.

1 апреля 1957 г.
Ленинград

ПОСВЯЩЕНИЕ

Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.

Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат -
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.

Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.

Приговор... И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет... Шатается... Одна.

Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный мой привет.

Март 1940 г.

ВСТУПЛЕНИЕ

Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград. 
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась
Русь Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.

Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе...
Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.

[Ноябрь] 1935 г.
Москва

II

Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень.
Видит желтый месяц тень.

Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.

1938

III

Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари... Ночь.

1939

IV

Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей -
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезой горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука - а сколько там
Неповинных жизней кончается...

1938

Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.

Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.

И только пышные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.

1939

VI

Легкие летят недели.
Что случилось, не пойму,
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.

Весна 1939 г.

VII

ПРИГОВОР

И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

А не то... Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.

[22 июня] 1939 г.
Фонтанный Дом

VIII

К СМЕРТИ

Ты все равно придешь - зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.

Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.

Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, -
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.

Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.

19 августа 1939 г.
Фонтанный Дом

IX

Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином,
И манит в черную долину.

И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.

И не позволит ничего
Оно мне унести с собою 
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою):

Ни сына страшные глаза -
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,

Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук -
Слова последних утешений.

4 мая 1940 г.
Фонтанный Дом

X

РАСПЯТИЕ

«Не рыдай 
Мене,
Мати во гробе зрящи».

Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто
Меня оставил!»
А Матери: «О, не рыдай
Мене...»

1938

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча
Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.

1940
Фонтанный Дом

ЭПИЛОГ

Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.

И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною, ослепшею стеною.

Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что, красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».

Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.

О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.

Около 10 марта 1940 г.
Фонтанный Дом

Краткая хроника жизни и творчества А. А. Ахматовой

1889, 11 (23 по нов. ст.) июня

В селении Большой Фонтан близ Одессы родилась Анна Андреевна Ахматова. (Настоящая фамилия Горенко, в замужестве Гумилева. Ахматова - псевдоним, выбран поэтессой по девичьей фамилии прабабки по материнской линии.) Отец, Андрей Антонович Горенко, - инженер-механик на флоте. Мать - Инна Эразмовна (в девичестве Стогова).

1890-1905

Детские годы Ахматовой прошли в Царском Селе под Петербургом. Здесь она училась в Царскосельской (Мариинской) женской гимназии. Каникулы проводила под Севастополем, на берегу Стрелецкой бухты. «Самое сильное впечатление этих лет - древний Херсонес, около которого мы жили» (Из автобиографии.)

1903

Знакомство с Н. С. Гумилевым. (Гумилев Николай Степанович - поэт, переводчик, критик.)

1904-1905

Написаны наиболее ранние из обнаруженных стихотворений Ахматовой.

1906-1907

Учеба в выпускном классе Киево-Фундуклеевской гимназии.

1907

«На руке его много блестящих колец...» - первое опубликованное стихотворение Ахматовой. Появилось в парижском журнале «Сириус», издававшемся Н. С. Гумилевым.

1908-1909

Учеба на юридическом отделении Киевских высших женских курсов.

1910

«...(25 апреля ст. ст.) я вышла замуж за Н. С. Гумилева, и мы поехали на месяц в Париж» . (Из автобиографии.) В Париже художник А. Модильяни сделал карандашный портрет Ахматовой.

1912

Вышел в свет первый сборник стихов «Вечер».

1 октября

Родился сын Лев. (Лев Николаевич Гумилев - историк, географ, специалист по этногенезу народов Евразии.)

1914, март

Вышла вторая книга стихов «Четки».

1917, сентябрь

Увидела свет книга стихов «Белая стая».

1921

Напечатана книга стихов «Подорожник».

На похоронах А. А. Блока узнала об аресте Н. С. Гумилева, якобы за участие в контрреволюционном заговоре. (Дело было сфабриковано органами ВЧК.)

1922

Напечатана книга стихов «Anno Domini».

Середина 20-х гг.

«С середины двадцатых годов мои новые стихи почти перестали печатать, а старые - перепечатывать». (Из автобиографии.) «В 1925 г. ЦК вынес постановление (не опубликовано в печати) об изъятии меня из обращения». (Из автобиографических набросков.)

1933

Статья «Последняя сказка Пушкина» (о «Сказке о золотом петушке»).

1935

Арест сына Ахматовой Льва Николаевича Гумилева. (Его арестовывали трижды - в 1935, 1938 и 1949 годах.) После ареста сына в 1938 г. Ахматова начала поэму «Реквием».

1940

Выход в свет сборника «Из шести книг».

1941, конец сентября

Во время блокады Ленинграда вылетела на самолете в Москву.

1944, май, июнь

Вернулась из Ташкента, где была в эвакуации, сначала в Москву, а затем в Ленинград.

1946, август

Постановление ЦК партии «О журналах «Звезда» и «Ленинград», так называемое ждановское постановление, после которого две готовые к печати книги Ахматовой были пущены под нож, а сама она исключена из Союза советских писателей.

1962

Закончена работа над «Поэмой без героя».

1964. зима

Поездка в Италию. Посещение Рима, Сицилии. Вручение Анне Ахматовой международной премии «Этна-Таормина» - «за 50-летие поэтической деятельности и в связи с недавним изданием в Италии сборника стихов ».

1965. весна

Поездка в Англию, где Ахматовой была присуждена степень почетного доктора Оксфордского университета. Посещение на обратном пути Парижа.

1965

Увидела свет последняя прижизненная книга стихов «Бег времени».

1966, 5 марта

Умерла Анна Андреевна Ахматова в Домодедове, под Москвой. Похоронена в Комарове близ Петербурга.

История создания поэмы «Реквием»

О том, как возник замысел «Реквиема», Анна Андреевна Ахматова сочла необходимым сообщить читателю перед началом поэмы - вместо предисловия: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

- А это вы можете описать? И я сказала:

- Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом».

Итак, в основу поэмы легли факты личной биографии: 22 октября 1935 года сын Анны Ахматовой и Николая Гумилева Лев Николаевич Гумилев был арестован. Студент исторического факультета ЛГУ был брошен в тюрьму как «участник антисоветской террористической группы». В этот раз Ахматовой удалось вырвать сына из тюрьмы довольно быстро: уже в ноябре он был освобожден из-под стражи. Для этого ей пришлось обратиться с письмом к Сталину. Впоследствии она опишет это так:

Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе...
Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.

Во второй раз Л. Н. Гумилев был арестован в марте 1938 года и приговорен к десяти годам лагерей, позднее срок сократили до 5 лет (в 1949 году Льва арестовывают в третий раз, приговаривают к расстрелу, который заменяют потом ссылкой).

Вина Л. Н. Гумилева ни разу не была доказана. В 1956 и 1975 годах его полностью реабилитировали (по обвинениям 1938 и 1949 годов), было наконец «установлено, что Л. Н. Гумилев был осужден необоснованно» (Из сообщения Главной военной прокуратуры).

Аресты 1935 и 1938 годов Анна Андреевна рассматривала как месть властей за то, что Лев был сыном Н. С. Гумилева.

Арест 1949 года, по мнению А. Ахматовой, был следствием печально известного постановления ЦК 1946 г., теперь сын сидел в лагере из-за нее.

Поразительное предчувствие трагической судьбы сына великих российских поэтов запечатлелось в стихотворении М. Цветаевой, созданном еще в 1916 году (Льву было тогда всего четыре года):

Имя ребенка - Лев,
Матери - Анна.
В имени его - гнев,
В материнском - тишь.

Рыжий львеныш
С глазами зелеными,
Страшное наследье тебе нести!

Северный Океан и Южный
И нить жемчужных
Черных четок - в твоей горсти!

Пережитое Анной Андреевной в эти годы нашло отражение не только в «Реквиеме», но и в «Поэме без героя», и в цикле «Черепки», и в ряде лирических стихотворений разных лет:

Мне, лишенной огня и воды,
Разлученной с единственным сыном...

Вот и доспорился яростный спорщик
До енисейских равнин,
Вам он бродяга, шуан, заговорщик,
Мне он - единственный сын...
(Черепки)

Однако было бы неверным сводить содержание поэмы «Реквием» только к семейной трагедии. «Реквием» - это воплощение народного горя, народной трагедии, это крик «стомильонного народа», которому выпало жить в то время,

...когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих
Ленинград. И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась
Русь Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.

Анна Ахматова чувствовала себя в неоплатном долгу перед теми, с кем стояла в тюремных очередях, с кем «вместе бедовала» и «в ногах валялась у кровавой куклы палача»:

И я молюсь не о себе одной, А обо всех, кто там стоял со мною И в лютый холод, и в июльский зной Под красною, ослепшею стеною.

Поначалу «Реквием» был задуман как лирический цикл и лишь позднее был переименован в поэму. Первые наброски относятся к 1934 году, наиболее интенсивно Анна Ахматова работала над поэмой в 1938-1940 годах. Но тема не отпускала ее, и в 60-е годы Ахматова продолжала вносить отдельные строфы в поэму.

При жизни А. А. Ахматовой в нашей стране «Реквием» напечатан не был, хотя в 60-х годах был широко распространен среди читателей в «самиздатовских» списках. В 40-50-х годах рукописи «Реквиема» Анна Андреевна сжигала после того, как прочитывала стихи людям, которым доверяла. Поэма существовала только в памяти самых близких, доверенных лиц, заучивавших строфы из нее наизусть. Л. К. Чуковская, автор «Записок об Анне Ахматовой», приводит такие свидетельства из своих дневников тех лет: «Длинный разговор о Пушкине: о Реквиеме в «Моцарте и Сальери». В сносках же Чуковская сообщает: «Пушкин ни при чем, это шифр. В действительности А. А. показала мне в тот день свой, на минуту записанный, «Реквием», чтобы проверить, все ли я запомнила наизусть» . (31 января 1940 г.) «А. А. записала - дала мне прочесть - сожгла над пепельницей «Уже безумие крылом» - стихотворение о тюремном свидании с сыном» (6 мая 1940 г.).

В 1963 году один из списков поэмы попал за границу... там впервые «Реквием» опубликовали полностью (мюнхенское издание 1963 г.). Восприятие писателей русского зарубежья передает очерк известного прозаика Б. К. Зайцева, напечатанный в газете «Русская мысль»: «На днях получил из Мюнхена книжечку стихотворений, 23 страницы, называется «Реквием»... Эти стихи Ахматовой - поэма, естественно. (Все стихотворения связаны друг с другом. Впечатление одной цельной вещи.) Дошло это сюда из России, печатается «без ведома и согласия автора» - заявлено на 4-й странице, перед портретом. Издано «Товариществом Зарубежных Писателей» (списки же «рукотворные» ходят, наверное, как и Пастернака писания, по России как угодно)...

Да, пришлось этой изящной даме из Бродячей Собаки испить чашу, быть может, горчайшую, чем всем нам, в эти воистину «Окаянные дни» (Бунин)... Я-то видел Ахматову «царскосельской веселой грешницей», и «насмешницей», но Судьба поднесла ей оцет Распятия. Можно ль было предположить тогда, в этой Бродячей Собаке, что хрупкая эта и тоненькая женщина издаст такой вопль - женский, материнский, вопль не только о себе, но и обо всех страждущих - женах, матерях, невестах, вообще обо всех распинаемых? <...>

Откуда взялась мужская сила стиха, простота его, гром слов будто и обычных, но гудящих колокольным похоронным звоном, разящих человеческое сердце и вызывающих восхищение художническое? Воистину «томов премногих тяжелей» . Написано двадцать лет назад. Останется навсегда безмолвный приговор зверству». (Париж, 1964 г.)

Поразительно точно определено Борисом Зайцевым «величие этих 23 страничек», окончательно утвердивших за Ахматовой звание истинно народного поэта.

О народности «Реквиема» говорили ей и те немногие из ее современников, которым посчастливилось слышать его в исполнении автора. А. А. Ахматова чрезвычайно дорожила этим мнением, в ее дневниках есть такая запись: «13 декабря 1962 (Ордынка). Давала читать «R<equiem>. Реакция почти у всех одна и та же. Я таких слов о своих стихах никогда не слыхала. («Народные».) И говорят самые разные люди». Эпиграф, взятый из стихотворения 1961 года: «Я была тогда с моим народом // Там, где мой народ, к несчастью, был»,- как нельзя лучше объясняет и замысел поэмы, и ее основную мысль.

В России «Реквием» полностью был опубликован лишь в 1987 году в журналах «Октябрь» N 3, «Нева» N 6. К столетнему юбилею со дня рождения А. А. Ахматовой вышло сразу несколько изданий ее сочинений, включавших поэму «Реквием». В настоящее время поэма входит в школьную программу.

Анализ текста

(Фрагмент из статьи Н. В. Недоброво «Анна Ахматова»)

Из всех критиков, писавших о ней, Анна Ахматова выделяла Н. В. Недоброво, считая, что он единственный, кто понял ее творчество до конца. О статье, фрагменты из которой публикуются ниже, она говорила: «Потрясающая статья - пророческая... Недоброво понял мой путь, мое будущее, угадал и предсказал его потому, что хорошо знал меня».

Не из ритмов и созвучий состоит поэзия, но из слов; из слов уже затем, по полному соответствию с внутренней их жизнью, и из сочетания

этих живых слов вытекают, как до конца внутренностью слов обусловленное следствие, и волнения ритмов, и сияния звуков - и стихотворение держится на внутреннем костяке слов. Не должно, чтобы слова стихотворения, каждое отдельно, вставлялись в ячейки некоей ритмо-инструментальной рамы: как ни плотно они будут пригнаны, чуть мысленно уберешь раму, все слова расскакиваются, как вытряхнутый типографский шрифт.

К стихам Ахматовой последнее не относится. Что они построены на слове, можно показать на примере хотя бы такого стихотворения, ничем в «Четках» не выдающегося:

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха,
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные,
Несытые взгляды твои!

Речь проста и разговорна до того, пожалуй, что это и не поэзия? А что, если еще раз прочесть да заметить, что когда бы мы так разговаривали, то для полного исчерпания многих людских отношений каждому с каждым довольно было бы обменяться двумя-тремя восьмистишиями - и было бы царство молчания. А не в молчании ли слово дорастает до той силы, которая пресуществляет его в поэзию?

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, -

какая простая, совсем будничная фраза, как она спокойно переходит из стиха в стих и как плавно и с оттяжкою течет первый стих - чистые анапесты, коих ударения отдалены от концов слов, так кстати в дактилической рифме стиха. Но вот, плавно перейдя во второй стих, речь сжимается и сечется: два анапеста, первый и третий, стягиваются в ямбы, а ударения, совпадая с концами слов, секут стих на твердые стопы. Слышно продолжение простого изречения:

нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха, -

но ритм уже передал гнев, где-то глубоко задержанный, и все стихотворение вдруг напряглось им. Этот гнев решил все: он уже подчинил и принизил душу того, к кому обращена речь; потому в следующих стихах уже выплыло на поверхность торжество победы - в холодноватом презрении: и вкрадчивости стихов, ибо стихи, так сочлененные, похожи на змей. Этим приемом Анна Ахматова иногда пользуется с привычностью виртуоза.

Анализ стихотворения «Не любишь, не хочешь смотреть?..»

Это одно из самых знаменитых ахматовских стихотворений. Оно входит в триптих «Смятение», который открывает книгу «Четки» (1913).

В стихотворении всего восемь строчек, но какой силы чувство предстает перед читателем! Уже первая строка: «Не любишь, не хочешь смотреть?» - поражает и завораживает своей интонацией. В ней звучат не обычные сетования на безответную любовь, а негодование, изумление, как такое может происходить с той, что «с детства была крылатой». В следующей строке, построенной на оксюмороне, «О, как ты красив, проклятый», слышится растерянность, сраженность этой невыразимой красотой. Мотив беспомощности, как бы невольно вырвавшийся крик, стон контрастирует с первой строкой, где слышна горделиво-удивленная интонация. К концу первой строфы смятение нарастает, указывая на главную причину растерянности героини, - ее потрясенность тем, что она «не может взлететь». Ощущение утраты «крылатости» под напором внезапно застигнувшей ее страсти - это, собственно, и составляет суть этих стихов. «...Именно неукротимость этих крыльев, или, если хотите, ощущение потерянной крылатости» составляет, по мнению поэта Наума Коржавина, главное обаяние и пленительность этого стихотворения Ахматовой: «...Сила страсти ощущается здесь именно в связи с ее парализующим действием на эти крылья, обессиленные, но ни на секунду не забываемые, ощутимые. В этой ощутимости - напряженность, острота и высота стихотворения, того ценного чувства, которым оно живет». («Анна Ахматова и серебряный век»)

Заключительная строфа довершает картину нарастающей взволнованности, душевного трепета героини перед огромностью чувства, в котором тонет, исчезает все:

Мне очи застит туман, Сливаются вещи и лица...

Она любит так, что уже не в состоянии различать ничего, «кроме красного тюльпана в петлице» у возлюбленного. Эпитет «красный» довольно часто встречается у Ахматовой («Как мой китайский зонтик красен», «А в Библии красный кленовый лист // Заложен на Песне Песней...» и т. д.), но здесь он как бы выписан киноварью, врезается в память, сразу создает характерный, зримый образ и в то же время передает накал страсти, взрыв чувств.

Н. С. Гумилев в «Письме о русской поэзии» (1914) пророчески определил важнейшую особенность поэтического языка Анны Ахматовой, так ярко проявившуюся в этом стихотворении: «...Я перехожу к самому значительному в поэзии Ахматовой, к ее стилистике: она почти никогда не объясняет, она показывает».

Потрясающе достоверно переданная драма женской души, предельная напряженность стиха, емкость словесного выражения любовных переживаний делает это стихотворение истинным шедевром ахматовской лирики.

Творчество А. Ахматовой в оценке критиков, писателей, поэтов, философов

Анна Ахматова

И если Поэзии суждено цвести в 20-м веке именно на моей Родине, я, смею сказать, всегда была радостной и достоверной свидетельницей... И я уверена, что еще и сейчас мы не до конца знаем, каким волшебным хором поэтов мы обладаем, что русский язык молод и гибок, что мы еще совсем недавно пишем стихи, что мы их любим и верим им.

Василий Гиппиус

Голос, запевший в стихах А. Ахматовой, выдает свою женскую душу. Здесь все женское: зоркость глаза, любовная память о милых вещах, грация - тонкая и чуть капризная. Эта грация, эта не столько манерность, сколько видимость манерности, кажется нужной, чтобы закрыть раны, потому что подлинный лирик всегда ранен, а А. Ахматова - подлинный лирик.

(Из рецензии «Анна Ахматова. «Вечер» )

Николай Гумилев

Цветовых определений очень много в стихах Ахматовой и чаще всего для желтого и серого, до сих пор самых редких в поэзии. И, может быть, как подтверждение неслучайности этого ее вкуса, большинство эпитетов подчеркивает именно бедность и неяркость предметов: «потертый коврик, стоптанные каблуки, выцветший флаг» и т. д. Ахматовой, чтобы полюбить мир, нужно видеть его милым и простым.

Ритмика Ахматовой служит могучим подспорьем ее стилистике. Пэоны и паузы помогают ей выделять самые нужные слова в строке, и я не нашел во всей книге ни одного примера ударения, стоящего на неударяемом слове, или, наоборот, слова, по смыслу ударного, без ударения. Если кто-нибудь возьмет на себя труд с этой точки зрения просмотреть сборник любого современного поэта, то убедится, что обыкновенно дело обстоит иначе. Для ритмики Ахматовой характерна слабость и прерывистость дыхания. Четырехстрочная строфа, а ею написана почти вся книга, слишком длинна для нее. Ее периоды замыкаются чаще всего двумя строками, иногда тремя, иногда даже одной.

(Из «Писем о русской поэзии»)

Леонид Канегиссер

Болезненная привязанность к страданию, с одной стороны, отчужденность от природы и широкого мира, с другой - основные черты характера поэтессы. И как одно придает пленительное обаяние ее стихам, так другое заключает ее дар в узкие пределы впечатлений тонких, но похожих одно на другое. Огромное большинство человеческих чувств - вне ее душевных восприятий.

Но при всей своей ограниченности, поэтический талант у Ахматовой несомненно редкий. Ее глубокая искренность и правдивость, изысканность образов, вкрадчивая убедительность ритмов и певучая звучность стиха ставят ее на одно из первых мест в «интимной» поэзии.

Почти избегая словообразования, - в наше время так часто неудачного, - Ахматова умеет говорить так, что давно знакомые слова звучат ново и остро.

(Из рецензии «Анна Ахматова. «Четки»)

Николай Недоброво

Если единичное получило общее значение, то, очевидно, источник очарования был не только в занимательности выражаемой личности, но и в искусстве выражать ее: в новом умении видеть и любить человека. Я назвал перводвижную силу ахматовского творчества.

Напряжение переживаний и выражений Ахматовой дает иной раз такой жар и такой свет, что от них внутренний мир человека скипается с внешним миром. Только в таких случаях в стихах Ахматовой возникает зрелище последнего; оттого и картины его не отрешенно пластичны, но, пронизанные душевными излучениями, видятся точно глазами тонущего...

Творчество Ахматовой не стремится напечатлиться на душу извне, показывая глазам зрелище отчетливых образов или наполняя уши многотонной музыкой внешнего мира, но ему дорого трепетать своими созданиями в самой груди, у сердца слушателя, и ластиться у его горла. Ее стихи сотворены, а не сочинены.

При общем охвате всех впечатлений, даваемых лирикой Ахматовой, получается переживание очень яркой и очень напряженной жизни. Прекрасные движения души, разнообразные и сильные волнения, муки, которым впору завидовать, гордые и свободные соотношения людей, и все это в осиянии и в пении творчества...

(Из статьи «Анна Ахматова» )

Владислав Ходасевич

В стихах каждого подлинного поэта есть нечто ему одному присущее и собственное, неизъяснимое никакими словами о его поэзии. О стихах Анны Ахматовой говорить особенно трудно, и мы не боимся признаться в этом. Отметив их очаровательную интимность, их изысканную певучесть, хрупкую тонкость их как будто небрежной формы, мы все-таки ничего не скажем о том, что составляет их обаяние. Стихи Ахматовой очень просты, немногоречивы, в них поэтесса сознательно умалчивает о многом - и едва ли не это составляет их главную прелесть.

(Изрецензии на книгу «Четки»)

Константин Мочульский

Эти стихи... «прелестных» мелочей, эстетических радостей и печалей. Мир вещей с его четкими линиями, яркими красками, с его пластическим и динамическим разнообразием покоряет воображение поэта. Символом этой эпохи может служить «красный тюльпан в петлице». Внешнее так переплетается с внутренним, что пейзаж нередко становится выражением душевного состояния.

«Эпоха «Белой стаи» знаменует собой (1915- 17 гг.) резкий перелом ахматовского творчества, огромный взлет к пафосу, углубление поэтических мотивов и законченное мастерство формы. Поэт оставляет далеко за собой круг интимных переживаний, «уют темно-синей комнаты», клубок разноцветного шелка изменчивых настроений, изысканных эмоций и прихотливых напевов. Он становится строже, суровее и сильнее. Он выходит под открытое небо - и от соленого ветра и степного воздуха растет и крепнет его голос. В его поэтическом репертуаре появляются образы Родины, отдается глухой гул войны, слышен тихий шепот молитвы.

(Из рецензии на сборник «Anno Domini» )

Нина Волькенау

...Может быть, наиболее значительным из... особенностей «святого ремесла» Ахматовой является поразительное ее овладенье стихом, подчиненье строки и строфы значенью, с сохраненьем их технической цельности и ценности, точнее - соподчиненье их, творческое их сочетанье, создающее редкую выразительность, производящее непосредственное, высшее в своей полноте, единственно эстетическое действие.

Забота о слове, любовь к нему и уменье ощущать его в самом остром, прямом и часто непривычном значеньи, уменье заставить по-живому и новому звучать старые слова очень развилось у автора.

Из стиха ее по-прежнему не выкинешь слова, по-прежнему каждое из них - новая линия рисунка тушью, новый удар резца в мраморе.

(Из рецензии «Анна Ахматова. «Anno Domini» )

Б. Акмеев (Предположительно псевдоним Б. Лаврентьева)

Тревожная сила изобразительности Ахматовой - ее наиболее сильная сторона...

Небывалая острота напряженного переживания, глубина скорби, выходящей за пределы личности, становящейся общечеловеческой, делают Ахматову истинным поэтом...

Дар вдохновения она пронесла бережно и свято сквозь ужасы и восторги, не прислуживаясь никому, и история это отметит...

В то время, как услужливые менестрели строчат стихи о том, что жизнь ныне уже безумно прекрасна, и наполняют Россию наших дней беломраморными дворцами и воздушными садами с громом музыки и толпами разодетых людей, - Ахматова прекрасно видит, что это бред, что кругом только развалившиеся грязные дома, но за ними ее пророческий взгляд большого поэта угадывает великое будущее страны. И эти строки ценнее всех напыщенных гимнов.

(Из статьи «Анна Ахматова. «Anno Domini»)

Николай Анциферов

...В час предгрозовой тишины явился поэт, который ласково заглянул в лик обреченного на гибель города и с нежностью описал его, сделав участником своей жизни. Этот поэт - Анна Ахматова.

У Анны Ахматовой Петербург, как и у Блока, выступает в глубине поэтического образа, чаще всего, как проникновенный свидетель поэм любви. Петербург, как фон, на котором скользят тени любящих, сообщающий строгость всей картине своим спокойным ритмом.

(Из книги «Душа Петербурга» )

Борис Эйхенбаум

Лаконизм и энергия выражения - основные особенности поэзии Ахматовой. Эта манера не имеет импрессионистического характера (как казалось некоторым критикам, сравнившим стихи Ахматовой с японским искусством), потому что она мотивируется не простой непосредственностью, а напряженностью эмоции.

Установка на интонацию ощущается как основной принцип построения стиха у Ахматовой - как в пределах отдельных строк, так и на целых строфах, и на целых стихотворениях. Стихи Ахматовой можно классифицировать по типам господствующих интонаций. Конечно, интонации эти имеют специфическую стиховую окраску, но именно поэтому выступают резко не как случайное вторжение прозаической речи, а как стиховой прием. Основная манера Ахматовой, особенно развитая ею в «Четках», выражается в сочетании разговорной или повествовательной интонации с патетическими вскрикиваниями...

В разных формах мы встречаем у Ахматовой этот тип интонации, приближающий некоторые ее стихи к речитативному фольклору - к частушкам и причитаниям.

Остается указать на интонацию торжественную, витийственную, которая особенно развита в «Белой стае» и в последующих сборниках - вместе с возрождением строгих метров. Эта интонация иногда соединяется с разговорной, иногда же превращается в интонацию проповеди или сурового наставления. Формы молитвы, проповеди или торжественно-риторического слова...

Много говорилось о «классицизме» Ахматовой, о связи ее поэзии с Пушкиным. Здесь есть упрощение, схематизация. Мне думается, что для Ахматовой характерно сочетание некоторых стилистических приемов, свойственных поэзии Баратынского и Тютчева, с типично модернистскими приемами (И. Анненский) и с фольклором. Сочетание этих трех стилей придает ее поэзии несколько парадоксальный характер- тем более что она не отказывается ни от одного из них и рядом с развитием торжественного стиля продолжает разработку разговорных и частушечных форм.

Обрастание лирической эмоции сюжетом - отличительная черта поэзии Ахматовой. Можно сказать, что в ее стихах приютились элементы новеллы или романа, оставшиеся без употребления в эпоху расцвета символической лирики. Ее стихи существуют не в отдельности, не как самостоятельные лирические пьесы, а как мозаичные частицы, которые сцепляются и складываются в нечто похожее на большой роман. Этому способствует целый ряд специфических приемов, чуждых обыкновенной лирике...

В образе ахматовской героини резко ощущаются автобиографические черты - хотя бы в том, что она часто говорит о себе как о поэтессе. Это породило в среде читателей и отчасти в критике особое отношение к поэзии Ахматовой - как к интимному дневнику, по которому можно узнать подробности личной жизни автора. Наличностью сюжетных связей как бы подтверждается возможность такого отношения. Но читатели такогорода не видят, что эти автобиографические намеки, попадая в поэзию, перестают быть личными и тем дальше отстоят от реальной душевной жизни, чем ближе ее касаются.

(Из статьи «Анна Ахматова. (Опыт анализа)» )

Осип Мандельштам

Наконец, Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа девятнадцатого века. Не было бы Ахматовой, не будь Толстого с «Анной Карениной», Тургенева с «Дворянским гнездом», всего Достоевского и отчасти даже Лескова.

Генезис Ахматовой весь лежит в русской прозе, а не поэзии. Свою поэтическую форму, острую и своеобразную, она развивала с оглядкой на психологическую прозу.

(Из статьи «Письма о русской поэзии» )

Андрей Платонов

Не всякий поэт, пишущий на современные темы, может сравниться с Ахматовой по силе ее стихов, облагораживающих натуру человека, как не всякий верующий, непрерывно бормочущий молитвы, есть более святой, чем безмолвный. Ахматова способна из личного житейского опыта создавать музыку поэзии, важную для многих; некоторые же другие поэты способны великую поэтическую действительность трактовать как дидактическую прозу, в которой, несмотря на сильные звуки, нет обольщения современным миром и образ его лишь знаком и неизбежен, но не прекрасен.

(Из статьи «Анна Ахматова» )

Марина Цветаева

...Ничего не ценю и ничего не храню, а Ваши книжечки в гроб возьму под подушку!

Вы мой самый любимый поэт, я когда-то давным-давно - лет шесть тому назад - видела Вас во сне, - Вашу будущую книгу: темно-зеленую, сафьянную, с серебром, - «Словеса золотые», - какое-то древнее колдовство, вроде молитвы (вернее - обратное!) - и - проснувшись - я знала, что Вы ее напишете. Мне так жалко, что все это только слова - любовь - я так не могу, я бы хотела настоящего костра, на котором бы меня сожгли.

Я понимаю каждое Ваше слово: весь полет, всю тяжесть. «И шпор твоих легонький звон» - это нежнее всего, что сказано о любви.

(Из письма к Ахматовой)

«Все о себе, все о любви». Да, о себе, о любви - и еще - изумительно - о серебряном голосе оленя, о неярких просторах Рязанской губернии, о смуглых глазах Херсонесского храма, о красном кленовом листе, заложенном на Песне Песней, о воздухе, «подарке Божьем»... Какой трудный и соблазнительный подарок поэтам - Анна Ахматова!

(Из записной книжки)

Борис Пастернак

Можно говорить о явлении нового художника, неожиданно поднявшегося в Вас рядом с Вами прежнею, так останавливает этот перевес абсолютного реализма над импрессионистической стихией, обращенной к впечатлительности, и совершенная независимость мысли от ритмическоговлияния.

Способность Ваших первых книг воскрешать время, когда они выходили, еще усилилась. Снова убеждаешься, что кроме Блока таким красноречием частностей не владел никто, в отношении же Пушкинских начал Вы вообще единственное имя. Наверное, я, Северянин и Маяковский обязаны Вам безмерно большим, чем принято думать, и эта задолженность глубже любого нашего признанья, потому что она безотчетна. Как все это врезалось в воображенье, повторялось и вызывало подражанья! Какие примеры изощренной живописности и мгновенной меткости!

(Из письма к А. А. Ахматовой)

Наум Коржавин

Сегодня все больше появляется людей, признающих Ахматову поэтом народным, философским и даже гражданским...

...Ведь в самом деле фигурой она была незаурядной, отличавшейся даже в кругу, где незаурядность считалась нормой. Все-таки не на каждом шагу встречались женщины столь образованные, яркие, умные и самобытные, да еще и писавшие невиданные доселе женские стихи, то есть стихи не вообще о «жажде идеала» или о том, что «он так и не понял всю красоту моей души», а действительно выражавшие, причем грациозно и легко, женскую сущность.

(Из статьи «Анна Ахматова и серебряный век» )

Никита Струве

Но, конечно, сверх всего и прежде всего, Ахматова поражала и покоряла той музыкой, той божественной гармонией, которая исходила из нее и все вокруг преображала. Не только в стихах, но всем существом своим, - и не в том ли ее необычайность? Ахматова была самой поэзией, высшим и чистейшим ее воплощением.

(Из воспоминаний «Восемь часов с Анной Ахматовой» )

Виктор Франк

Нет, пожалуй, в новой русской поэзии поэта, кроме Анненского, который воспринимал бы время с такой отчетливостью и остротой, как Анна Ахматова. Я имею в виду время и в историческом смысле, и в смысле того таинственного метафизического процесса, в который погружены человек и мир.

В двадцатые годы личное и общее единоборствуют в ахматовской поэзии с переменным успехом. Они все еще существуют каждое само по себе, и поэт ищет путей к преодолению этого напряжения. Только после страшных переживаний, выпавших на долю Ахматовой в тридцатых и сороковых годах, ей удается синтез этих двух начал. И характерно, что она находит решение не в радости, не в экстазе, а в скорби и в страдании. «Реквием» и «Поэма без героя» - два царственных примера взаимопроникновения личного и общего.

...Покаяние - третье звено ахматовского мироощущения. Время, смерть, покаяние: вот триада, вокруг которой вращается поэтическая мысль Ахматовой.

Покаяние - оборотная сторона чувства ответственности. Кто бы мог предугадать в первые годы поэтической жизни Ахматовой, что ей, «царскосельской веселой грешнице», выпадет на долю страшный жребий Сивиллы, что она на своих, казалось бы, хрупких плечах понесет тяжкий груз ответственности - не только личной, но и общенародной, что она станет голосом совести всей страны? Но так случилось. Ахматова перешла от эгоцентрической любовной лирики, замкнутой в узком мирке душевных переживаний, своих обид, своей ревности, своей тоски, к широкому, эпическому восприятию истории, к жертвенной готовности принять все ей положенное...

Чисто поэтически «Реквием» - чудо простоты. Поэзия Ахматовой всегда была четкой, по-петербургски подобранной. Ей всегда были чужды вычурность и говорливость московского лада. Но в «Реквиеме» ей удалось еще большее - дисциплинировать свои собственные чувства, вогнать их в крепкую ограду стихотворной формы, как воды Невы сдерживаются гранитными набережными. Простая суровость формы, противостоящая страшному содержанию, делает «Реквием» произведением, адекватным той апокалиптической поре, о которой оно повествует...

...«Поэма без героя» - нечто несравненно большее, чем только одно лирическое излияние, как бы страстно оно ни было. Поэма одновременно и величественный эпос - правда, не героический, эпос «без героя».

Ахматовская поэзия совмещает в себе три элемента - классическую строгость, лирическую насыщенность и конкретную точность. Это сочетание само по себе редкое. Но в данном случае оно венчается тем, что Ахматова называет «таинственным песенным даром», открытостью души Музе.

Устами большого поэта говорит правда. Правда - всегда и везде редкость. Но в том мире миража и обмана, в котором Ахматова прожила свою большую и трагическую жизнь, этот голос правды звучал и звучит как трубный глас. В эпоху, когда свыше навязывался притворный и приторный оптимизм, Ахматова говорила свое; говорила о том, что важнее всего человеку, - о смерти, о старости, об одиночестве, о бездомности, о вдохновении, и говорила неповторимо простым и мудрым языком.

(Из статьи «Бег времени»)

Вопросы и задания

1. Как раскрывается в творчестве Анны Ахматовой традиционная для русской литературы тема поэта и поэзии?

2. Отыщите в стихотворениях Ахматовой библейские сюжеты. Какую роль в ее творчестве играет библейская символика?

3. По словам М. Цветаевой, А. Блок сказал об А. Ахматовой: «Ахматова пишет стихи так, как будто на нее глядит мужчина, а нужно их писать так, как будто на тебя смотрит Бог». Разделяете ли вы точку зрения великого поэта? Опровергните ее или отыщите в стихах А. Ахматовой доказательства его правоты.

4. Одно из своих стихотворений Анна Ахматова начинает так: «Есть три эпохи у воспоминаний...». Как раскрывается в ее творчестве тема Памяти?

5. Сделайте подборку стихов Анны Ахматовой на пушкинскую тему. Каким предстает нам национальный гений на страницах ахматовской лирики? Какую роль пушкинская тема играет в творчестве Ахматовой?

6. В 1923 году Б. Эйхенбаум, исследователь творчества А. Ахматовой, писал: «Поэзия Ахматовой - сложный лирический роман». На «романность» ее лирики указывал и В. Гиппиус в 1918 году: «Эта лирика пришла на смену умершей или задремавшей форме романа». В каких лирических циклах или поэмах А. Ахматовой можно найти подтверждение этим наблюдениям? Обоснуйте свое мнение.

7. «Увы! лирический поэт Обязан быть мужчиной...

«Быть поэтом женщине - нелепость». Какую тему творчества Анны Ахматовой затрагивают приведенные цитаты? Как разрешает эту проблему ахматовская лирическая героиня?

8. Каким вам представляется лирический герой Анны Ахматовой? Каков ее «идеал вечному - жественности» (Н. В. Недоброво употребил этот термин в статье «Анна Ахматова»)?

9. Сопоставьте стихи А. Ахматовой и М. Цветаевой.

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все может быть некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.
А. Ахматова

Стихи растут, как звёзды и как розы,
Как красота - ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы -
Один ответ: -
Откуда мне сие?

Мы спим - и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми!
Певцом - во сне - открыты
Закон звезды и формула цветка.
М. Цветаева

Что общего и в чем различие в представлении двух поэтов о природе творчества?

10. Современницей каких исторических событий была Анна Андреевна Ахматова? Как она рассказала в своем творчестве «о времени и о себе»?

11. Прочитайте и проанализируйте стихотворения А. Ахматовой «Можжевельника запах сладкий...» и М. Цветаевой «Белое солнце и низкие, низкие тучи...». Какая тема объединяет их? В чем своеобразие художественных средств, использованных поэтами для раскрытия этой темы?

12. Об афористичности поэтического языка Анны Ахматовой писали многие критики. Выпишите строчки ахматовских стихов, ставшие афоризмами, сгруппируйте их по темам. Какие темы преобладают: любовные, философские, связанные с природой, культурой и искусством? Какие представления автора о жизни и искусстве нашли отражение в этих афоризмах?

Темы сочинений по творчеству Анны Ахматовой

1. Образ ахматовской Музы.

2. «Тот город, мной любимый с детства...» (Петербург Ахматовой).

3. Тема Родины в творчестве А. Ахматовой.

4. Пушкинская тема в творчестве А. Ахматовой.

5. Трагическая судьба ахматовского поколения в ее лирике («...Мое поколение мало меду вкусило...»).

6. Тема изгнания в поэзии Анны Ахматовой.

7. Образы поэтов-современников в лирике Анны Ахматовой.

8. Своеобразие любовной лирики Анны Ахматовой.

9. Тема творчества в поэзии А. Ахматовой.

10. Античная культура в лирике А. Ахматовой.

11. Библейские мотивы и их роль в поэзии А. Ахматовой.

12. «Перед этим горем гнутся горы...» (По поэме А. Ахматовой «Реквием»).

13. «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был...» (Трагедия народа в поэме «Реквием»).

14. Художественное своеобразие поэмы А. Ахматовой «Реквием».

15. «Это двух голосов перекличка...» (Ахматова и Цветаева).

16. «Царственное Слово» Анны Ахматовой.

17. Тема Судьбы в поэзии Анны Ахматовой.

18. «Я всем прощение дарую...» (Христианская философия в поэзии А. Ахматовой).

19. «Я - голос ваш, жар вашего дыханья...» (Народность поэзии Анны. Ахматовой).

20. «О, кто бы мне тогда сказал, что я наследую все это...» (Перекличка «золотого» и «серебряного» веков в творчестве А. Ахматовой).

21. Анна Ахматова и акмеизм.

22. Особенности психологизма лирики А. Ахматовой.

23. Мои любимые страницы лирики Анны Ахматовой.

24. Роль антитезы в поэтическом языке Анны Ахматовой.

25. Цветопись ахматозской лирики.

26. Соотношение эпоса и лирики в творчестве А. Ахматовой.

27. Образ Времени в стихах А. Ахматовой.

28. Тема Памяти в лирике А. Ахматовой.

29. Образ родной земли в поэзии А. Ахматовой.

30. Сладость и трагизм бытия в восприятии лирической героини А. Ахматовой.

31. «Над сколькими безднами пела...» (А. Ахматова).

32. Образ горящей свечи у А. Ахматовой и Б. Пастернака.

33. Блоковские мотивы в поэзии А. Ахматовой.

34. «Победившее смерть слово» Анны Ахматовой.

35. «...Но в мире нет власти грозней и страшней, чем вещее слово поэта» (А. Ахматова).

36. Ирония как художественный прием в творчестве А. Ахматовой.

Тезисные планы сочинений

«Должен на этой земле испытать каждый любовную пытку...»
(Своеобразие темы любви в лирике А. А. Ахматовой)

1. Мир глубоких и драматических переживаний, очарование, богатство и неповторимость личности запечатлелись в любовной лирике Анны Ахматовой. Тема любви, безусловно, занимает в ее поэзии центральное место. Неподдельная искренность, предельная откровенность в сочетании со строгой гармонией, лаконичной емкостью поэтического языка любовных стихотворений Ахматовой позволили ее современникам называть ее русской Сафо сразу же после выхода первых поэтических сборников.

Ранняя любовная лирика воспринималась как своеобразный лирический дневник.

Однако изображение романтически преувеличенных чувств не свойственно поэзии Анны Ахматовой. Она говорит о простом человеческом счастье и о земных, обычных горестях: о разлуке, измене, одиночестве, отчаянии - обо всем, что близко многим, что способен испытать и понять каждый.

2. Любовь в лирике А. Ахматовой предстает как «поединок роковой», она почти никогда не изображается безмятежно, идиллически, а наоборот в предельно кризисном выражении: в момент разрыва, разлуки, утраты чувства или первого бурного ослепления страстью. Обычно ее стихи - начало драмы или ее кульминация. «Мукой живой души» платит ее лирическая героиня за любовь.

3. Сочетание лиризма и эпичности сближает стихи А. Ахматовой с жанрами романа, новеллы, драмы, лирического дневника. Одна из тайн ее поэтического дара заключается в умении полно выразить самое интимное и чудесно-простое в себе и окружающем мире. В ее стихах поражает «струнная напряженность переживаний и безошибочная меткость острого их выражения. В этом сила Ахматовой...» (Н. В. Недоброво).

4. Тесно переплетены в стихах Анны Ахматовой тема любви и тема творчества. В духовном облике героини ее любовной лирики угадывается «крылатость» творческой личности. Трагическое соперничество Любви и Музы отразилось во многих произведениях, начиная с раннего, 1911 года, стихотворения «Музе», где Муза-сестра отнимает «Золотое кольцо» - символ земных радостей - и обрекает лирическую героиню на «любовную пытку». Однако Ахматова предвидит, что поэтическая слава не может заменить любви и счастья земного.

5. Интимная лирика А. Ахматовой не ограничена лишь изображением отношений любящих. В ней всегда -- неиссякаемый интерес поэта к внутреннему миру человека. Неповторимость ахматовских стихов о любви, оригинальность поэтического голоса, передающего самые сокровенные мысли и чувства лирической героини наполнены глубочайшим психологизмом. Как никто другой Ахматова умеет раскрыть самые потаенные глубины внутреннего мира человека, его переживания, состояния, настроения. Поразительная психологическая убедительность достигается использованием очень емкого и лаконичного приема красноречивой детали (перчатка, кольцо, тюльпан в петлице и т. д.).

6. «Земная любовь» у А. Ахматовой подразумевает и любовь к окружающему человека « земному миру». Изображение человеческих отношений неотрывно от любви к родной земле, к народу, к судьбе страны.

Пронизывающая поэзию А. Ахматовой идея духовной связи с родиной выражается в готовности пожертвовать ради нее даже счастьем и близостью с самыми дорогими людьми («Молитва»), что впоследствии так трагически сбылось в ее жизни. До библейских высот поднимается она в описании материнской любви. Страдания матери, обреченной видеть крестные муки своего сына, просто потрясают в «Реквиеме».

Хор ангелов великий час восславил, И небеса расплавились в огне. Отцу сказал: «Почто Меня оставил!» А Матери: «О, не рыдай Мене...»

Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел.

7. В неразрывности личной судьбы и судьбы народа и страны - истинное величие той любви к человеку и окружающему миру, которая звучит в стихах А. Ахматовой: «А я молюсь не о себе одной...».

Таким образом, поэзия А. Ахматовой не только исповедь влюбленной женщины, это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли.

8. «В наши дни самая одаренная из русских поэтесс, Анна Ахматова, создала как бы синтез между «женской» поэзией и поэзией в точном смысле этого слова. Но этот синтез лишь кажущийся - Ахматова очень умна: сохранив тематику и многие приемы женской поэзии, она коренным образом переработала и то, и другое в духе не женской, а общечеловеческой поэтики...» (В. Ходасевич).

Образ родной земли в поэзии Анны Ахматовой

I. Творчество Анны Ахматовой довольно долго оценивалось как «женская поэзия», замкнутая в узком мире любовных переживаний. Современники видели в ее ранних стихах своеобразный лирический дневник.

Ахматова не принадлежала к поэтам, которые клянутся в своей любви к Родине «навзрыд», однако образ России - один из ведущих в ее творчестве. Если собрать воедино все написанное ею о Родине, о родной земле, можно составить значительную по своему гражданственному смыслу антологию.

П. Тема Родины - одна из традиционных тем русской поэзии, для которой характерны такие образные параллели: Россия - мать, Россия - невеста (жена), Россия - сфинкс, Россия - огневая стихия и т. д. Традиционной является и связь образа России с образами дороги, дали, простора, ветра, песни. Ахматова дополняет их образами колокольного звона (колокольни).

III. В стихотворении «Родная земля» (1961) происходит своеобразная перекличка с лермонтовской «Родиной»:

В заветных ладанках не носим на груди, О ней стихи навзрыд не сочиняем...

В основе ахматовского понятия Родина - образ земли.

Но ложимся в нее и становимся ею, Оттого и зовем так свободно своею.

В последнем двустишии сопоставление «мы» - «земля» утверждает глубинную нерасторжимую связь русского человека с родной землей. Связь

эта осмысляется поэтом как связь трагическая - связь смерти и страдания, требующая «бесслезной стойкости». Эпиграф, взятый из стихотворения 1922 года, подчеркивает постоянство темы Родины в лирике поэта.

IV. Образ Родины связан с темой земли. Образ земли в поэзии Ахматовой характеризуется святостью и чистотой. Он - один из ключевых в поэзии Ахматовой. Тема Родины в лирике Ахматовой, однако, не статична, ее развитие отражает эволюцию творчества поэта. Истоки ее - в стихотворении «Ты знаешь - я томлюсь в неволе...», созданном в 1913 году на основе впечатлений от Слепнева:

Но все мне памятна до боли
Тверская скудная земля.

Журавль у ветхого колодца,
Над ним, как кипень, облака,
В полях скрипучие воротца,
И запах хлеба и тоска...

Образ России усложняется и получает дальнейшее развитие в стихотворении «Плотно сомкнуты губы сухие...» (мотив страдания и нищеты, народной судьбы и пламенной веры).

В годы первой мировой войны появляется беспримерное по жертвенности любви к родной земле стихотворение «Молитва» (1915), выражающее высшую степень самоотречения:

Так молюсь за
Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной
Россией Стала облаком в славе лучей.

V. Истинный патриотизм, присущий ее творчеству, особенно ярко проявился в ее послереволюционной лирике («Не с теми я, кто бросил землю на растерзание врагам...»).

В то же время образ России в лирике Ахматовой 20-30-х годов глубоко трагичен. В этот период впервые появляется определение «великая» в ее поэзии («И зори Родины великой»), но одновременно сквозными образами ее лирики становятся образы смерти, боли, крови и страдания.

В 30-40-е годы усиливается роль исторических параллелей и образов, связанных с историей. Ахматова рассматривает историю как постоянное «перетекание» настоящего в прошлое, что придает стихам внутренний драматизм и трагическую напряженность («Северные элегии»).

VI. Своеобразно решается Ахматовой проблема «Поэт и Родина»: разлуку с Родиной она считает высшим несчастьем, верность ей в самых трагических обстоятельствах - нравственным долгом:

Мне голос был.
Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Мотив нерасторжимой близости поэта с Родиной сохраняется и в поздней лирике Ахматовой:

Что ж, прощай.
Я живу не в пустыне.
Ночь со мной и всегдашняя
Русь.

Слово «Русь», редкое у Ахматовой, - знак неразрывной связи прошлого и настоящего России.

VII. В годы Великой Отечественной войны тема Родины становится ведущей в лирике Ахматовой. В стихотворении «Мужество», написанном в феврале 1942 года, судьба родной земли связывается с судьбой родного языка, родного слова, которое служит символическим воплощением духовного начала России:

И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

VIII. Мотив Родины, русской земли, ее судьбы, ее культуры и истории является одним из сквозных в поэзии Ахматовой. Он органически связывает ее произведения начала века и позднее творчество. Образ России, созданный в ее стихах, развивает традиции русской классической поэзии, поэзии Пушкина, Лермонтова, Тютчева.

Краткая библиография

Анна Ахматова, В 5 кн. Составление и примечания Р. Тименчика, К. Поливанова, В. Мордеpep. М., 1989.
Состав книг следующий:
«Десятые годы» - содержит ранние сборники Ахматовой, прозаические наброски, письма, свидетельства ее друзей и знакомых;
«Поэма без героя» представлена на фоне действительных событий, создающих картину петербургской культуры 1913 года - эпохи, получившей обозначение «серебряного века»;
«После всего» - книга охватывает творческий путь Ахматовой с 1921 по 1966 год, стихи соседствуют с высказываниями современников о творчестве поэтессы и воспоминаниями о ее жизни;
«Requiem» - в этой книге собраны произведения, которые не могли быть напечатаны при жизни Ахматовой, в т. ч. поэма «Реквием».
«Фотобиография» содержит фотодокументы, имеющие отношение к жизни и творчеству Ахматовой, а также ряд ценнейших художественно-исторических материалов.

Виленкин В. В сто первом зеркале. М., 1987.
Книга содержит биографические сведения об Анне Ахматовой, автор исследует мотивы и художественные особенности ее поэзии.

Жирмунский В. Анна Ахматова. Л., 1975.
Крупнейший исследователь творчества Ахматовой анализирует художественный мир поэтессы, ее поэтический стиль.

Павловский А. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. М., 1991.
В книге, адресованной школьникам, рассматривается творческий путь, приводится анализ важнейших произведений Ахматовой.

Xейт А. Анна Ахматова: Поэтическое странствие. М., 1991.
Автор - английская исследовательница. В ее книгу вошли биография поэта, дневниковые записи, письма, воспоминания самой Ахматовой.

Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. В Зт. М., 1997.
Книга - не воспоминания об Ахматовой. Это - дневник, записи для себя. В записях отчетливо проступают приметы ахматовского быта, круг ее друзей, черты ее личности, характер ее литературных интересов.

перейти к началу страницы