Трагическая судьба В. А. Жуковского оказала влияние на его поэзию («Жизнь и поэзия — одно»). Его любовь к Маше Протасовой, которую выдали замуж за другого, потом ее смерть, потеря друзей, чувство обездоленности с детства, одиночество обусловили основные мотивы лирики поэта. Несчастная любовь и разлука — мотив почти всех баллад — имеют явно автобиографическое происхождение. Теон в стихотворении «Теон и Эсхин», рыцарь Тогенбург в одноименной балладе, судьба Алины и Альсима напоминают нам самого Жуковского и его судьбу. Характерен для поэзии Жуковского и мотив умирания. В элегии «Вечер» Жуковский вспоминает своих умерших друзей, изображает «угасание» природы, наступление ночи, когда знакомый окружающий пейзаж становится как бы ирреальным: луч зари «умирает», «угасает» река, а что является на месте их? Знак другого мира — «луна». Вечернее время и неверный свет луны создают атмосферу таинственности, «ущербная луна», «сумрак», «туман» — непременные атрибуты мистической поэзии. Проникнуть в запредельное человеческая душа способна именно в вечерний, тихий час («Вечер», «Невыразимое»).
В балладе «Людмила» изображается бешеная скачка Людмилы и ее жениха на коне (символ перехода в иной мир). Мистический пейзаж и дорога в балладах всегда означают «поездку» в мир иной, часто герои баллады находят свой конец в результате этой поездки. В балладе «Лесной царь» «ездок оробелый не скачет, летит». Это и гипербола, и элемент фантастики, отмечающий встречу с потусторонними силами. В результате ребенок умирает. В «Людмиле» мертвецы появляются в конце баллады, жених Людмилы — мертвец, «тихая юноши могила» изображена в элегии «Вечер», в элегии «Теон и Эсхин» упоминается «безмолвный, таинственный гроб». Слова-лейтмотивы помогают противопоставить два мира: «здесь» и «там», «настоящее» и «грядущее», «невыразимое» и подвластное «выраженью». В балладе «Светлана» «голубочек белый», символ Святого Духа, спасает героиню от пагубного воздействия темных сил. Жених Светланы как бы возвращается с «того света», но он жив - здоров, все кончилось хорошо благодаря вере Светланы, которая, в отличие от Людмилы, не ропщет на Бога и — главное — не теряет веры и любви. Если Людмила, считая возлюбленного убитым, восклицает: «Сердце верить отказалось», то Светлана живет надеждой на встречу,
«Мне рок судил брести неведомой стезей», — говорит лирический герой Жуковского. «И горе, и радость — все и цели одной», — вторит ему Теон, alter ego автора. Любимые герои поэта воздают небу хвалу; даже при воспоминании о друге, который сошел с ума, ужасная судьба! — герой Жуковского восклицает: «О небо правосудно!»
В горестях, в испытаниях нельзя терять веру и убеждение в величии
человека («Все в жизни к великому средство!» — говорит Теон).
Друзья Жуковского боялись этих его настроений. Пушкин шутливо называл
Жуковского «почившим в бозе». Не то чтобы они все были атеисты,
но настойчивое обращение к образам иного мира пугало. Жуковский
же был последователен и целен в своей поэзии. Даже море у него —
только отблеск неба, то есть Божественной идеи («Море»), «знакомые
гении», неземные видения («Лалла Рук») наполняют его существование.
«Есть лучший мир - там мы любить свободны», — говорит Жуковский
в своей поэзии и переселяет в этот мир своих исстрадавшихся героев.
При этом общий печальный колорит поэзии Жуковского никогда не приводит
к однообразию. Напротив, его стихотворения дают силы жить даже в
тяжелые минуты. Разве можно возражать, например, на слова: «Кто
раз полюбил, тот на свете, мой друг, уже одиноким не будет?»?
После Жуковского другие романтики — Пушкин, Лермонтов, Баратынский, как и положено романтикам, создавали свои миры. Рискну не согласиться с надписью на портрете, подаренном Пушкину, известными словами о «побежденном учителе». На этой романтической дороге никто не опередил и не превзошел Жуковского. Он остался рыцарем Тогенбургом поэзии, рыцарем «печального образа», ни анакреонтика, ни «шумная Вакхова влага» не привлекали его музу в качестве мотивов. Романтизм принято называть «пассивным», «мистическим». Но, как мне кажется, нельзя вкладывать в эти понятия негативную оценку. Да, он не призывал к борьбе, не был ни Радищевым, ни декабристом Рылеевым, ни даже Андре Шенье. Но политическая обстановка — это дело преходящее. Зато вечными будут любовь, поэзия, красота.
Жуковский отнюдь не пассивен, когда смело вводит в поэзию новаторские приемы и мотивы. Сделать свои стихи «лучшею своею биографиею» (Белинский) мог только поэт великого дерзания. Необыкновенное мастерство сказалось во всем: разнообразный строфике, изощренной эвфонии, утонченной рифме и ярком ритмическом рисунке. Муза Жуковского не бледная и пассивная, она прекрасна в своей одухотворенности, преданности идеалу и мудром созерцании.
2i.SU ©® 2015