Литература

Содержание раздела

Литература XX века

Готовые сочинения

СОЧИНЕНИЯ ПО ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

“ПОУЧАТЬ РАЗВЛЕКАЯ”. ПРИНЦИПЫ КОМИЧЕСКОГО У Ж. Б. МОЛЬЕРА (На примере комедии “Тартюф”)

Комедия едва ли не самый трудный жанр литературы. О природе комического эффекта размышляли философы древности и новейшие теоретики искусства, но никто еще не дал исчерпывающего объяснения. Английский драматург Сомерсет Моэм заявил, что “в отношении комедии выдвигать требование реалистичности едва ли разумно. Комедия - искусственный жанр, в ней уместна только видимость реальности. Смеха следует добиваться ради смеха”.

Мольер, создатель национальной французской комедии, перешагнувший рубежи своего времени и границы своей страны, классик мировой литературы, всем своим творчеством опровергает такой взгляд на комедию.

Его комедия прежде всего умна, более того, она философична. Она вызывает смех зрителя, но это “не смех ради смеха”, это смех во имя решения огромной важности нравственных и социальных проблем. “Смех часто бывает великим посредником в деле отличения истины от лжи”, - писал В. Г. Белинский. Именно такой был смех Мольера. Театр Мольера, в сущности, великая школа, где драматург, смеясь и балагуря, поучает зрителя веселым шутливым языком, ставя перед ним глубочайшие политические, общественные, философские, нравственные проблемы.

Имя Тартюфа известно людям мира. Даже те, кто никогда не читал комедии Мольера и не видел ее на сцене, не раз слышали это имя и, может быть, сами произносили. Оно вошло в мировой речевой обиход как всеобщее нарицание лицемерия во всех его проявлениях, подлости и развращенности под маской благопристойности, показного, лживого благочестия, всякой неискренности, фальши. Мы постоянно встречаем это имя в качестве нарицания лицемерия в художественной, политической, публицистической литературе.

Драматург основательно обдумал все детали сценического воплощения лицемера. На сцене Тартюф появляется не сразу, а лишь в третьем акте. В течение двух актов зритель готовится к лицезрению негодяя. Зритель напряженно ждет этого момента, ибо только о Тартюфе идет речь на сцене, о нем спорят: одни клянут его, другие, наоборот, хвалят. Это метод работы Мольера. Таков классицистический театр. Луч прожектора направлен в одну точку, на одну заранее взятую черту характера, все остальное за пределом этого яркого луча остается в тени. Весь человеческий характер не вырисовывается в целом, ибо это не входит в задачи автора, зато наибольшей выпуклости достигает главенствующая черта.

Мольер помнит главный принцип своей эстетической программы: поучать, развлекая. Он смешит зрителя, прибегает иногда к приемам обнаженной клоунады (полон комического эффекта диалог между Оргоном и служанкой Дориной).

Сущность проповедей Тартюфа предстает зрителю в комических признаниях простоватого Оргона, когда он с благочестивым восторгом рассказывает о своих чувствах, порождаемых проповедями Тартюфа, и ему невдомек, что чувства эти бесчеловечны по существу:

Кто следует ему, вкушает мир блаженный, 
И мерзость для него - все твари во вселенной,
Я становлюсь другим от этих с ним бесед -
Он всех примет во мне стирает след
И делает меня чужим всему на свете...

Реплика Клеанта, с ужасом слушающего восторженные речи Оргона, обманутого, ослепленного “благочестием” Тартюфа, полна глубочайшей иронии: “Как человечно то, что он преподает!”

Тартюф покорил Оргона своим мнимым благочестием, показным самоунижением - давним оружием монахов-лицемеров. Не обходится здесь и без фарсового (внешнего) комизма. Таков, например, рассказ о подвижничестве Тартюфа:

Намедни он себя жестоко упрекал
За то, что изловил блоху, когда молился, 
И, щелкая ее, не в меру горячился.

Мольер помнил мудрое правило: уничтожать противников, поднимая их на смех.

Обманщик, негодяй торжествует. На его стороне право, закон, но нежданно-негаданно Тартюфа настигает карающая рука короля, “чей острый взор пронзает все сердца и не обманется искусством подлеца”. Однако развязка комедии настолько неожиданна и так мало реальна, что хоть и утешает зрителя, искренне желающего видеть порок наказанным, а добродетель торжествующей, но и дает скептическим умам пищу для сомнений: возможна ли такая развязка, не типичнее ли иное, а именно торжество лицемера.

Мольер ратует за умеренность. Он враг крайностей. Эта гуманистическая идея особенно разительна в свете решительного осуждения подлеца Тартюфа и им проповедуемой противоестественной морали. Оргон переходит от одной крайности к другой: от слепой, не терпящей никаких сомнений веры в достоинство человека к столь же слепой недоверчивости ко всем.

Нет, больше нет порядочных людей:
От них я в ужасе готов бежать повсюду, 

заключает Оргон, разуверившийся в Тартюфе. Его разубеждает Клеант - рупор идей автора: нельзя по одному подлецу судить о всех.

Как странно, право же, устроен человек!
Разумным мы его не видим и вовек;
Пределы разума ему тесней темницы;
Он силится во всем переступить границы, 

негодует Клеант. Умеренность, естественность, здравый взгляд на вещи, гуманная терпимость к слабостям человека и нетерпимость ко всему, что портит жизнь человека, - вот нравственная философия Мольера.

ОБРАЗ ДОН ЖУАНА В КОМЕДИИ Ж. Б. МОЛЬЕРА “дон ЖУАН”

Более ста вариантов образа Дон Жуана знает мировое искусство. Крупнейшие мастера, гениальные поэты, композиторы, художники участвовали в создании блестящей галереи портретов пылкого, беспечного испанца, покорителя и соблазнителя женских сердец.

У них разные лица, но одно имя - знаменитое, ставшее нарицательным имя Дон Жуана. Среди них откровенный циник, обманщик, злодей-насильник Дон Хуан Тирсо де Молина, прототип всех будущих Дон Жуанов. Среди них женственно прекрасный, детски простодушный, пылкий герой поэмы Байрона “Дон Жуан”, всегда влюбленный в красоту, всегда готовый откликнуться на любовь женщины; беспечный гуляка, прожигатель жизни, дерзостно сильный и красноречивый обольститель - пушкинский Дон Жуан, среди них и герой драмы Леси Украинки Дон Жуан, покоренный женщиной.

Драматург писал комедию торопливо, чтобы вывести свою труппу из состояния временного бездействия. Он увлекался заманчивой перспективой создать широкую картину столь знакомого ему характера. Мольер первый дал образу широкое реалистическое обобщение и некое философское осмысление. Недостаточно видеть в комедии Мольера только сатиру на распутство или только сатиру на дворянство. Значение ее гораздо шире.

В комедии два героя - Дон Жуан и его слуга Сганарель. Сганарель отнюдь не только слуга-наперсник, ловкий пройдоха, плут, преданный интересам хозяина, как повелось представлять слугу в комедийном театре со времен Плавта. Сганарель - слуга-философ, носитель народной мудрости, здравого смысла, трезвого отношения к вещам. Его философские дебаты с хозяином полны значения при всей их комедийности.

Образ Дон Жуана противоречив. Дон Жуан сочетает в себе и хорошие, и дурные качества. Для драматургии Мольера это столь несвойственно, что поставило в тупик многих толкователей его творческих замыслов. Более того, образ Дон Жуана не статичен, он дан в развитии, и это также выводит его за рамки классицистического театра.

Зритель первоначально знакомится с Дон Жуаном по характеристике его слуги Сганареля. Он - “величайший злодей”, он - “собака, черт, турок, еретик, не верующий ни в рай, ни в ад”, “оборотень”, “эпикурейская свинья”, “Сарданапал”. В чем же основной порок Дон Жуана? У него самое “непоседливое” на свете сердце; он ветрен, женолюбив, все женщины мира кажутся ему красавицами, каждой он хочет обладать. Но... “Я каждой выдаю почет и поклонение, к которым нас обязывает природа... будь у меня десять тысяч сердец, я бы отдал их все”, - рассуждает Дон Жуан.

Дон Жуан зажег во многих женщинах (донья Эльвира, крестьянка Шарлотта) пламенную любовь. Им он клялся в вечной верности. Лгал ли он? Нет. Когда Дон Жуан говорил о любви, он действительно любил, говорил вполне искренне и сам верил каждому своему слову. Его можно обвинить в ветреном самообольщении, в жестокой беспечности к судьбе другого человека, но отнюдь не в преднамеренном обмане. Прошли первые восторги, и Дон Жуану уже скучно, его влекут другие цветы, а их так много на белом свете!

Дон Жуан храбр. Храбрость была всегда благородна. Заслышав в лесу крики, он спешит на помощь пострадавшим, рискуя жизнью ради незнакомого ему человека, подвергшегося нападению разбойников. “Мой господин прямо сумасшедший: кидается в опасность без всякой для себя надобности”, - добродушно, не без известного восхищения ворчит Сганарель.

В первых четырех актах комедии Дон Жуан смел и дерзок, и, что особенно важно, он откровенен. Но с ним произошло необыкновенное, он вдруг переродился: “Я отрекся от всех своих заблуждений: я уже не тот, что был вчера вечером, и небо внезапно произвело во мне перемену, которая удивит весь мир: оно озарило мою душу, мои глаза прозрели, и я с ужасом взираю теперь на долгое ослепление, в котором находился; и на преступное беспутство жизни, которую вел”.

Отец в слезах приветствует раскаявшегося блудного сына, в восторге и Сганарель. Но перерождение Дон Жуана иного свойства: он решил зло посмеяться над людьми, надеть маску Тартюфа и в ней снискать себе их благоволение. “Лицемерие - модный порок”, - заявляет он.

И Дон Жуан стал святошей - он стал неуязвим. И теперь он поистине мерзок. Честнейший Сганарель смущен преображением хозяина: “Сударь, что за дьявольский тон у вас появился! Это хуже всего, что было, и вы мне нравились больше,.каким были раньше”. Теперь Дон Жуан стал действительно отрицательным лицом и может и должен быть наказан. Появляется традиционная фигура Каменного гостя. Гром и молния обрушиваются на Дон Жуана, разверзается земля и поглощает великого грешника. Но не священным трепетом объяты зрители, устрашенные карой небесной: они смеются весело и беззаботно.

Итак, на кого же писал сатиру Мольер? Думается, что образ Дон Жуана стал своеобразным дополнением к образу Тартюфа, раскрытием того же образа в ином плане. “Дон Жуан” Мольера вызывал и до сих пор вызывает горячие споры. Существуют самые различные толкования мыслей и поступков героя, ибо он сам был противоречив.

МЕФИСТОФЕЛЬ И ФАУСТ (По поэме И. В. Гете “Фауст”)

“Фауст” - величайшее создание поэтического духа.

А. С. Пушкин

Гете работал над “Фаустом” более шестидесяти лет. Образ великого искателя истины взволновал его еще в юности и сопутствовал ему до конца жизни.

Произведение Гете написано в форме трагедии. Правда, оно далеко выходит за пределы тех возможностей, какие имеет сцена. Это скорее диалогизированная эпическая поэма, глубочайшая по своему философскому содержанию, многообъемлющая по широте отображения жизни.

В философии Гете идея диалектического единства противоположностей является, пожалуй, одной из главных идей. В борьбе противоречий создается гармония мира, в столкновении идей - истина. Поэт постоянно напоминает нам об этом. (Во времена Гете, как известно, создавалась диалектика Гегеля.) Два героя произведения немецкого поэта - Фауст и Мефистофель - наглядно демонстрируют это диалектическое родство положительного и отрицательного начал.

Рожденный суеверной народной фантазией, образ Мефистофеля в произведении Гете воплощает в себе дух отрицания и разрушения.

Мефистофель много разрушает и уничтожает, но он не может уничтожить основное - жизнь.

Бороться иногда мне не хватает сил, 
Ведь скольких я уже сгубил,
А жизнь течет себе широкою рекою...

В сущности, он тоже созидает, но через отрицание:

Частица силы я,
Желавшей вечно зла, творившей лишь благое.

Н. Г. Чернышевский оставил глубокомысленные суждения об этом персонаже: “Отрицание, скептицизм необходимы Человеку, как возбуждение деятельности, которая без того заснула бы. И именно скептицизмом утверждаются истинные убеждения”. Поэтому в споре Фауста и Мефистофеля, а они постоянно спорят, нужно всегда видеть некое взаимное пополнение единой идеи. Гете не всегда за Фауста и против Мефистофеля. Чаще всего он мудро признает правоту и того и другого.

Вкладывая в свои образы высокие философские иносказания, Гете отнюдь не забывает о художественной конкретности образа. Фауст и Мефистофель наделены определенными человеческими чертами, поэт обрисовал своеобразие их характеров, Фауст - неудовлетворенный, мятущийся, “бурный гений”, страстный, готовый горячо любить и сильно ненавидеть, он способен заблуждаться и совершать трагические ошибки. Натура горячая и энергичная, он очень чувствителен, его сердце легко ранить, иногда он беспечно эгоистичен по неведению и всегда бескорыстен, отзывчив, человечен. Фауст Гете не скучает. Он ищет. Ум его в постоянных сомнениях и тревогах. Фауст - это жажда постижения, вулканическая энергия познания. Фауст и Мефистофель - антиподы. Первый жаждет, второй насыщен; первый алчен, второй сыт по горло, первый рвется “за пределы”, второй знает, что там нет ничего, там пустота, и Мефистофель играет с Фаустом, как с неразумным мальчиком, смотря на все его порывы, как на капризы, и весело им потакает - ведь у него, Мефистофеля, договор с самим Богом.

Мефистофель уравновешен, страсти и сомнения не волнуют его грудь. Он глядит на мир без ненависти и любви, он презирает его. В его колких репликах много печальной правды. Это отнюдь не тип злодея. Он издевается над гуманным Фаустом, губящим Маргариту, но в его насмешках звучит правда, горькая даже для него - духа тьмы и разрушения. Это тип человека, утомленного долгим созерцанием зла и разуверившегося в хороших началах мира. Он не похож на Сатану Мильтона. Тот страдает. В его груди - пламень. Он сожалеет о потерянном Эдеме и ненавидит Бога. Он жаждет мести и непреклонен, горд и свободолюбив. Свобода для него дороже Эдема. Мефистофель не похож и на лермонтовского Демона. Тот устал от вечности. Ему холодно в просторах Вселенной. Он хочет любви простой, человеческой. Он готов положить к ногам смертной девушки и вечность, и все свое могущество. Но оно бессильно перед непритязательным сердцем смертной девушки. Вечность и бесконечность ничтожны в сравнении с кратким как миг счастьем смертного. И он, лермонтовский Демон, печален.

Мефистофель Гете подчас добрый малый. Он не страдает, ибо не верит ни в добро, ни в зло, ни в счастье. Он видит несовершенство мира и знает, что оно - вечно, что никакими потугами его не переделать. Ему смешон человек, который при всем своем ничтожестве пытается что-то исправить в мире. Ему забавны эти потуги человека, он смеется. Смех этот снисходительный. Так смеемся мы, когда ребенок сердится на бурю. Мефистофель даже жалеет человека, полагая, что источник всех его страданий - та самая искра Божья, которая влечет его, человека, к идеалу и совершенству, недостижимому, как это ясно ему, Мефистофелю.

Мефистофель умен. Сколько иронии, издевательства над ложной ученостью, тщеславием людским в его разговоре со студентом, принявшим его за Фауста!

Теория, мой друг, суха, 
Но зеленеет жизни древо.

Он разоблачает лжеучения (“спешат явленья обездушить”), иронически поучает юнца: “Держитесь слов”, “Бессодержательную речь всегда легко в слова облечь”, “Спасительная голословность избавит вас от всех невзгод”, “В того невольно верят все, кто больше всех самонадеян” и т. д. Попутно Гете устами Мефистофеля осуждает и консерватизм юридических основ общества, когда законы - “как груз наследственной болезни”. Вот такими предстают главные герои Гете. Поэт выбрал и переработал, многовековую легенду о докторе Фаусте и переработал ее по-своему, на свой философский и художественный манер. Все произведение раскрывает эстетические взгляды Гете, которые и подтверждаются с помощью диалектичности образов Фауста и Мефистофеля. Уже “Пролог на небесах” раскрыл философию автора, его взгляды на человека, общество, природу.

Поэма Гете напоминает гигантскую симфонию, через которую проходит, варьируясь, то затихая, то набирая силу, по пути подхватывая новые мотивы, сливаясь с ними, затухая и возгораясь снова и снова, единая тема - Человек, Общество, Природа. В “Прологе на небесах” идет речь именно о нравственной стойкости человека, о его способности противостоять низменным инстинктам. Все эти проблемы и решает Гете с помощью диалектического единства противоположностей - Фауста и Мефистофеля.

КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТИ В РАННЕМ ТВОРЧЕСТВЕ Дж. ЛОНДОНА

Первый период творческого пути Лондона - это девяностые годы XIX века, когда писатель выходит на дорогу большого искусства как автор рассказов об Аляске. В этих рассказах явственно наметилась тяга к героической теме, свойственная писателю вообще. На данном этапе подвиг представлялся Лондону прежде всего выражением несокрушимойфизической и духовной силы, естественно присущей могучей личности, утверждающей себя в упорной борьбе и с силами природы, и с людьми. Однако пафос северных рассказов Лондона, поражающих своими величественными пейзажами, цельными характерами, открытыми ситуациями, не в борьбе за золото, а в борьбе за человеческие души: человек, совесть которого не замерзает даже тогда, когда термометр показывает пятьдесят градусов ниже нуля, - вот подлинный герой ранних рассказов Джека Лондона. Высокие законы дружбы, чистой любви, самоотверженности вознесены писателем над грубой преступной суматохой обогащения, о которой он пишет чаще всего с отвращением. Но было бы неверно видеть и острых противоречий Лондона, сказавшихся в его ранних рассказах (сильное влияние философии, которую он впитывал, пробираясь трудным путем самоучки от одного модного авторитета к другому, от Спенсера к Ницше, толкало писателя в разные стороны).

Вслед за Спенсером Лондон был подчас склонен считать рабочий класс “дном человечества”, куда всех неудачников и “слабых” сталкивают “сильные”, путем “естественного отбора” пробившиеся к ключевым позициям жизни, к богатству и власти. Подкрепляя эту точку зрения философией Ницше, писатель считал, что мир - страшная и непрекращающаяся схватка сильных со слабыми, в которой обязательно и всегда побеждает сильный. Надо только стать сильным, подмять под себя других, тех, кто слабее, - уж такова их участь. Увлечению подобными идеями способствовало и влияние Киплинга (Лондон высоко ценил мастерство этого писателя). Отзвуки подобных взглядов дают себя знать в таком рассказе Лондона, как “Сын Волка”. Его герой - бесстрашный американец, уводящий индейскую девушку из вигвама ее отцов, побеждает индейцев в силу того, что он существо якобы “высшего порядка”. В рассказе индейцы называются “племенем Воронов”. Конечно, и ворон - смелый охотник и хищник, но куда же ему до волка! Так в символике названий раскрываются “предрассудки” Лондона.

Однако герои лучших его произведений оказываются братьями в минуту беды, верными друзьями в час подвига, делят честно и последнюю корку, и горсть золотого песка, и смерть, которую они умеют встретить бестрепетно. Корни мужества героев Лондона уходят в народные представления о человеческом благородстве, в народную этику. Она воскресает для Лондонана диком Севере, где, как в древние времена, человек и природа сталкиваются один на один в тяжелом, утомительном поединке.

Северные рассказы отражают и эволюцию взглядов Лондона. Так, например, все отчетливее звучит в них осуждение стяжательства, все определеннее проступает мысль о том, что человек становится зверем не только в тех случаях, когда ему приходится бороться за свою жизнь, но чаще, когда он ослеплен блеском золота. В северных рассказах нарастает и значение индейской темы. Если в ранних рассказах индейцы - это клан “воронов”, оттесненных и ограбленных белыми “волками”, то постепенно в эпопее Лондона индейцы как бы выпрямляются, их благородные, цельные характеры противостоят хищности и вероломству белых стяжателей. Из несчастливцев, безропотно принимающих свою трагическую судьбу, индейцы становятся воинами, мужественно пытающимися отстоять былую свободу или отомстить белым пришельцам. Об этом повествует рассказ “Лига стариков”. Появляются рассказы, целиком посвященные жизни индейцев Севера.

Последним произведением раннего творчества Лондона можно считать роман “Морской волк” (1904). Сам Лондон настаивал на том, что за внешними чертами приключенческой романтики в “Морском волке” надо увидеть идейную сущность романа - борьбу против ницшеанства, критику того самого воинствующего индивидуализма, который был присущ молодому Лондону. Капитан Вульф Ларсен, “сильный человек” в ницшеанском понимании этого слова, установивший на своем судне тиранический режим, терпит полное моральное поражение, расплачиваясь жизнью за свои поступки, продиктованные ницшеанским презрением к другим людям, слепой верой в себя как в исключительную личность.

Уже в ранних своих произведениях Лондон предстает перед нами как фигура, ищущая пути изображения человека. Многое можно объяснить в творчестве писателя, принять на веру или, напротив, отказаться. Вывод предоставляется сделать самому читателю; искусство молодого Лондона таково, что читатель должен пройти До конца по дороге, только намеченной для него автором.

РЕЦЕНЗИЯ НА ПРОЧИТАННУЮ КНИГУ. Дж. ЛОНДОН. “МОРСКОЙ ВОЛК”

Одно из последних произведений, которое я прочитал в свободное от занятий время, был роман великого американского писателя Джека Лондона “Морской волк”. Раньше я уже был знаком со многими произведениями этого автора. Мною были прочитаны такие его романы, как “Зов предков”, “Белый клык”, “Смок Белью”, а также большое количество рассказов.

Сейчас, как мне кажется, без Джека Лондона невозможно представить себе литературу нашего столетия, а значит, он сказал в литературе свое слово, над которым время оказалось не властно. И это слово было услышано и современниками, и потомками.

Как я позже узнал, Джек Лондон считал себя социалистом, но его позицию никто не назвал бы последовательной. Он не представлял себе всей сложности развертывающихся в общественной жизни процессов. И рядом с книгами Маркса на его столе лежали сочинения Ницше, которые он проглатывал залпом, завороженный красочными, романтическими пассажами, в которых немецкий мыслитель прославлял “бунтаря по природе”, бросающего вызов дряблому, анемичному, “плебейскому” миру, где всевластен “стадный инстинкт толпы”.

Но клондайкские впечатления Джека Лондона, ведь писатель большую часть своей жизни провел на Аляске, не могли не расположить его к такой философии, и он тщетно пытался примирить ее с фундаментальными положениями научного социализма.

Следы этой внутренней борьбы явственны во многих произведениях Джека Лондона, включая и один из его лучших романов “Морской волк”, написанный в 1904 году.

В этом произведении рассказывается о молодом интеллигентном человеке Хэмфри Ван-Вейдене, который после кораблекрушения, чтобы добраться до материка, был вынужден плыть на другом корабле в окружении невоспитанного и вульгарного экипажа.

Я думаю, что Джек Лондон вложил в эту книгу всю свою любовь к морской стихии. Его пейзажи поражают читателя мастерством их описания, а также правдивостью и великолепием: а тем временем шхуна “Призрак”, покачиваясь, ныряя, взбираясь на движущиеся водяные валы и скатываясь в бурлящие пропасти, прокладывала себе путь все дальше и дальше - к самому сердцу Тихого океана. Я слышал, как над морем бушует ветер. Его приглушенный вой долетал и сюда”.

Мне кажется, что “Морской волк” - роман очень необычный, и необычность эта заключается в том, что здесь почти нет диалогов, а вместо них автор через размышления героев показывает читателю, какие мысли, переживания и “споры” живут в их душах: “Я присматривался к людям, собравшимся на палубе, - их было двадцать человек. Мое любопытство было простительно, так как мне предстояло, по-видимому, не одну неделю, а быть может, и не один месяц провести вместе с этими людьми в этом крошечном плавучем мирке ”.

И хотя главным героем романа является Хэмфри Ван-Вейден, я думаю, что большее внимание автор здесь уделяет другому персонажу - капитану шхуны “Призрак”. Волк Ларсен - характер чрезвычайно сложный, по-своему сильный и цельный, и такой персонаж приличествовал драме, а не сатирическому шаржу: “Возле люка расхаживал взад и вперед, сердито жуя сигару, тот самый человек, случайному взгляду которого я был обязан своим спасением.

Ростом он был, вероятно, пяти футов и десяти дюймов, быть может, десяти с половиной, но не это бросалось мне прежде всего в глаза, - я сразу почувствовал его силу. Это был человек атлетического сложения, с широкими плечами и грудью, но я не назвал бы его тяжеловесным. В нем была какая-то жилистая, упругая сила, и она придавала этому огромному человеку некоторое сходство с гориллой...”

Роман, я полагаю, был начат блистательно. Но он “сломался”, где-то в середине. Едва рассказчик, Хэмфри Ван-Вейден, сбежал с “Призрака”, пустившись в шлюпке вместе с поэтессой Мод в рискованное плавание, завершившееся на необитаемом острове, началось действие совсем иной книги-робинзонады влюбленных, которым “и рай в шалаше”. Джеку Лондону не изменило мастерство: морские пейзажи были все так же великолепны, приключенческая интрига развертывалась по-прежнему стремительно. Однако исчезло главное - философский поединок, который Лондон устами повествователя вел с Ларсеном в начале романа.

Как я узнал, за несколько дней до смерти Джек Лондон занес в блокнот: “Морской волк” развенчивает ницшеанскую философию, а этого не заметили даже социалисты”. Творчески писатель еще не был готов вывести на сцену героя-социалиста, Ларсену противостоял в романе либерально настроенный интеллигент Ван-Вейден, и капитан “Призрака” не раз и не два опровергал его умозрительные аргументы жестокими истинами, почерпнутыми из практической жизни.

И все-таки мне показалось, что никогда еще Лондону не удавалось “вылепить” столь яркий и непростой характер, как характер Ларсена в этой книге: “Он крепко стоял на ногах, ступал твердо и уверенно. Все было полно решимости и казалось проявлением избыточной, бьющей через край силы. Но эта внешняя сила казалась лишь отголоском другой, еще более грозной силы, которая притаилась и дремала в нем, но могла в любой миг пробудиться подобно ярости льва”.

Всем строением своей философии и всеми своими поступками Ларсен старается разрушить тот ореол святости и неприкосновенности, каким в сознании “прекраснодушных” интеллигентов вроде Хэмфри увенчано понятие “человеческая жизнь”. С его точки зрения, “жизнь - это просто торжествующее свинство”, и Ларсен умеет находить аргументы в поддержку своей идеи.

Сила этих аргументов в том, что понятие “жизнь” для Ларсена обладает не отвлеченным, а реальным, практическим содержанием. Жизнь - это изнурительная борьба за кусок хлеба, безработица, трущобы и бесправие.

Ларсен отождествляет понятие “жизнь” с понятием “буржуазная цивилизация”, и после этого ему не так уж трудно доказать ее порочность. Аргументированно спорить с “волком” мог бы только человек, понимающий “природу” общественных отношений. У Хэмфри этого нет, и он вынужден во всех спорах повторять одно и то же: ценность жизни в ней самой, и она не терпит насилия над собой”. Аргумент, конечно, бесспорный, но, несмотря на это, Хэмфри непросто отражать все новые и новые доводы Ларсена, и он с ужасом замечает, что такая убийственная логика способна поработить и его.

Варварские порядки, заведенные Ларсеном на шхуне, его жестокое глумление над матросами, его бескрайний цинизм, за которыми, я думаю, скрываются мучительно переживаемая им духовная опустошенность и одиночество, - все это логические следствия исповедуемой капитаном “Призрака” философии “вседозволенности”. Мне кажется, что Волк Ларсен - трагический герой, потому что сама эта философия явилась во многом естественным результатом его изломанной жизни. И, несмотря на все варварские поступки, совершенные этим человеком, мне искренне жаль его самого и его загубленную жизнь.

В целом эта книга произвела на меня огромное эмоциональное впечатление. Особенно надолго “останется” в моей памяти капитан шхуны “Призрак” - Волк Ларсен. Я был просто поражен поведением этого героя, который, несмотря на все препятствия, остался верен своим убеждениям.

Вообще роман “Морской волк” произведение очень непростое. Только лишь после прочтения всей книги я понял, что автор здесь затрагивает огромное количество “вечных” проблем и споров. Я думаю, что Джек Лондон был отнесен к классикам для юношества слишком поспешно. Он намного сложнее - художественный талант писателя был без преувеличения щедрым, помогая ему подняться над всей эпохой и шагнуть к читателю сегодняшнего дня.

Учить справедливости и стойкости в испытаниях - одна из благородных задач искусства. Этой задаче и служили книги Джека Лондона, и в каждом, кто их читал, остается отблеск их света.

РЕЦЕНЗИЯ НА ПРОИЗВЕДЕНИЕ Ф. ГРИЛЬПАРЦЕРА “ПРАМАТЕРЬ” В ПЕРЕВОДЕ А. БЛОКА

Передо мной лежит весьма интересное произведение Ф. Грильпарцера “Праматерь”. Мне очень хочется отметить издательство, выпустившие эту замечательную книгу. Данная книга из собрания сочинений А. Блока. Она выпущена литературным издательством “Художественная литературная” в 1981 году. Выбранное мною произведение является драмой в пяти частях.

Несмотря на то что в драме довольно мало действующих лиц (это иногда сказывается на содержании), она читается на одном дыхании. По сути своей, произведение очень глубоко проникает в души, и читатель тоже переживает те чувства, что и герои. Я незаметно подошла к действующим лицам. Теперь о них можно немного рассказать.

В древнем замке живут отец с дочерью: граф Зденко фон Боротин и Берта. Они потомки старинного богатого рода. Граф под конец жизни думает о будущем своей дочери. Он ради нее готов пожертвовать всем, что у него есть. Берта же полностью слушается своего отца. Сердце ее очень доброе. Кажется, что она своей любовью готова охватить мир. Она не сможет понять свое отношение к разбойникам. Графиня то осуждает, то жалеет их. Берта никак не может понять, как можно убивать ни в чем не повинных людей.

Над родом графов фон Боротин тяготеет проклятие. Его воплощением в драме выступает Праматерь. Праматерь - это дух родоначальницы рода. Когда-то она изменила своему мужу и была им убита. Орудие убийства - кинжал. Он висит на стене под ее портретом. Праматерь очень похожа на Берту. Она (Праматерь) должна бродить по замку до тех пор, пока не умрет последний представитель рода.

У Берты есть жених Яромир. Это очень противоречивый и сложный образ. Он разрывается между своей возлюбленной и разбойниками. Ему не суждено быть с Бертой, так как они родные брат и сестра, но об этом никто не знает, кроме старого разбойника Болеслава.

Огромное влияние на читателя оказывает гнетущая атмосфера замка и его окрестностей. В дреме невозможно распознать, где ночь, а где день. Мне кажется, что в месте происшествий сплошная ночь, так как она у меня ассоциируется с предвестьем беды. Я бы сказала, что причиной всех бед является сам замок. Он своей темнотой, своим давлением и призраками доводит людей до сумасшествия. Для усиления гнетущего впечатления автор использует обычные природные стихии. Во дворе замка ураганный ветер, в самом здании гуляет сильнейший сквозняк. Очень большое смысловое значение имеет и то, что Яромир убивает отца тем кинжалом, каким., много лет назад его предок убил свою супругу. Каждый читатель понимает этот отрывок по-своему.

Драма эта написана в духе романтизма, шиллеровским языком. Так писали поэты в Германии. Немецкий романтизм наиболее сильный в мире. Недаром многие переводили произведения этого периода на свои языки. В России наиболее ярким писателем-переводчиком является Василий Андреевич Жуковский. Теперь, почти через сто лет, А. Блок доказал, что имеет право стоять рядом с Жуковским. Пусть это и один перевод Блока романтического произведения, но это поистине великий перевод. Автор сумел полностью переложить красоту драмы на русский язык. Меня это произведение поразило своей силой и оригинальностью. “Праматерь” можно читать бесконечно и каждый раз находить что-то новое. Ее нельзя отнести к произведениям-однодневкам, о которых лет через десять никто и не вспомнит.

Очень интересно охарактеризовал сам А. Блок свой перевод. Поэт поставил “Праматерь” на одном уровне с произведениями Гете, Шиллера и других. По его словам, это произведение до того волнует душу, что “на лбу может появиться еще одна морщина”. Драма отражает состояние души юного Грильпарцера, считающего, что от судьбы не убежать. А. Блок писал о своем переводе: “Это - гениальная, предостерегающая трагедия - произведение не великой, но задумчивой и измученной души”. В переводе Блока произведение было поставлено на сцене в 1908 году в Драматическом театре Комиссаржевской, которая сама через год играла роль Берты в Москве.

Некоторые могут поинтересоваться, почему я решила, что эту драму можно назвать современной. Есть люди, которые считают, что если произведение написано сто или двести лет назад, то его современным назвать нельзя. Такие люди мыслят довольно однобоко. Сейчас для нас актуальны произведения прошлого столетия или мы их просто читаем. В наше время некоторые люди интересуются легендами о потусторонних существах. В этой драме они могут много найти для себя интересного: тень женщины и призраки. Для многих интересно изучать образы, искать сходства и различия между ними. Драма может понравиться и подросткам, увлекающимся романтизмом. Сейчас таких очень много. Их всегда тянет на что-то необычное, на то, над чем можно еще и поразмыслить, а не только читать ради развлечения. Перевод будет интересен еще и тем, кто уверен в неизбежности рока. В драме ясно показано, как события развиваются неизменно по “плану” и неизбежно ведут к тому, что предначертано судьбой героям. Здесь человек, даже его призрак, не может противостоять своему предначертанию. Праматерь пытается оградить Яромира от смерти, но ее усердия тщетны, так как герой все равно погибает. И наконец, драма “Праматерь” является культурным памятником, а памятник не может быть устаревшим, пока его помнит хоть один человек на земле.

Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ ВАМ О КНИГЕ Дж. Р. Р. ТОЛКИНА “ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ”

В начале этого века в Англии профессор Оксфордского университета Джон Толкин выпустил в свет книгу, не похожую на все произведения английской литературы того времени. Вслед за “Хоббитом” не замедлило последовать продолжение. Эпопея “Властелин Колец” произвела настоящий фурор.

На первый взгляд это просто сказка, но ее с удовольствием читают не только дети, но и взрослые. Наибольшим успехом она пользуется у молодежи. И это не случайно: подростки - уже не дети, еще не взрослые - наиболее ранимы при столкновении с реальной жизнью. Они быстро устают от повседневности, им труднее разобраться, где правда, где ложь. А эта книга повествует об извечной битве Добра и Зла, разделенных четкой границей. Языком валлийских легенд, ирландских и исландских саг рассказывается о храбрых воинах, прекрасных феях, эльфах. И подросток, и взрослый находит в ней свою мечту, оставшуюся с детства.

Книга состоит из трех летописей. В первой рассказывается о том, как маленький, незаметный хоббит решился возложить на себя непосильное бремя: уничтожить Кольцо Всевластия и тем самым спасти все Средиземье от господства Тьмы. Эта готовность пойти навстречу опасности самому, когда рядом есть столько доблестных рыцарей, проявивших себя не в одном бою, подкупает не только во Фродо, но и в его спутниках, безоговорочно последовавших за другом. “Надо идти, а как же! Только со мной. Либо и я пойду, либо никто не пойдет”, - говорит своему хозяину Сэм, намекая на то, что не отпустит его одного в такое опасное путешествие. Ведь как гласит вторая летопись, самую трудную и опасную часть пути им пришлось пройти вдвоем, что невольно вызывает уважение к представителям маленького и смешного народца хоббитов. Вторая летопись также включает в себя подробный рассказ о предательстве главы Белого Совета - Сарумана. Автор недвусмысленно заявляет, что победа добра в мире и в человеческой душе зависит только от человека. Все герои книги один за другим отказываются от Кольца, которое могло бы принести безраздельную власть над миром любому из них. Только Саруман и Боромир поддаются искушению, за что и расплачиваются своей гибелью. Однако, в отличие от хорошо обдуманного предательства Сарумана, порыв Боромира был минутный, и, умирая, он говорит: “Я хотел отнять Кольцо у Фродо. Я раскаиваюсь. Это - расплата”. Он понимает, что неограниченная власть погубила бы его, сделала бы злым, жестоким и жадным. В душе храброго воина добро победило зло.

Третья летопись рассказывает о Великой Битве и, конечно, имеет счастливый конец: Кольцо Всевластия исчезает в недрах Роковой Горы, с криком рассыпается в прах Черный Властелин, и королева эльфов силой своих чар рушит его замок.

Победа над Тьмой наполняет сердце читателя радостью, гордостью за героев и, главное, желанием творить добро уже здесь, в нашем мире. Привлекает во “Властелине Колец” также какая-то недосказанность, свойственная старым сказаниям, которая оставляет читателю возможность додумать что-то самому, дать волю воображению. Древние легенды, которые рассказывают герои друг другу на протяжении всей книги, нашли живой отклик среди молодежи. Многие из них положены на музыку, сочинены новые песни на тему скандинавских мифов.

Книга обрела множество поклонников не только в Англии, но и во всем мире, в том числе в России. Невероятная популярность “Властелина Колец” говорит о том, что уход от серости реальной жизни в мир добрых сказок необходим, чтобы поддерживать в людях веру в добрые, светлые начала и помочь найти их в самих себе.

Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ О КНИГЕ ДЖ. ХЕЛЛЕРА “ПОПРАВКА-22”

Этот роман впервые увидел свет в 1961 году. Действие его происходит во время второй мировой войны на острове, лежащем близ Италии, на котором базируется американский авиационный бомбардировочный полк. Пересказать это произведение почти невозможно: никаких более или менее активных действий в нем не описывается, и нарушена хронологическая последовательность событий. Да и не нужно пересказывать. Главная задача автора, насколько я ее понял, - показать комизм жизни, чего бы страшного в ней ни произошло, и глупость людей. И хотя это произведение фантастика, взаимоотношения между людьми, их до смешного глупое поведение мало чем расходятся с реальностью.

Чем меня поразила эта книга? Своим слогом, своей композицией: автор пишет так запутанно, что роман почти невозможно читать. (Я столько раз боролся с искушением поставить его на полку. Но не жалею, что не поставил.) И еще: автор на протяжении всего романа несколько раз возвращается к одному событию и каждый раз рассказывает о нем как бы впервые. Это придает роману особый оттенок. Эта книга меня поразила глуповатым поведением героев, такими же их диалогами, похожими на те, что имеют место в нашей действительности. Не один раз я видел подобную сцену:

- Как только я уйду, ты порвешь мой адрес на мелкие кусочки и выкинешь в сточную канаву.

- Ни за что! - ответил он и, как только она скрылась за углом, порвал адрес на мелкие кусочки и выкинул в сточную канаву.

Или слышал что-то подобное: “Каждый сам должен выбирать Бога, в которого ему не верить”. И подобных примеров из этой книги можно привести еще много. Смеяться можно так же много и над многим. Каждый герой этого произведения уникален и в то же время глуп.

Ни один, наверно, читатель не поймет всего, что написано в романе. Один из героев, например, как-то умудряется покупать куриные яйца по семь, а продавать по пять центов за штуку, при этом делая себе прибыль.

Эта книга не из тех, что быстро забываются. Я ее волей-неволей вспоминаю почти каждый день, так как очень часто поведение людей напоминает поведение ее героев, хотя поведение последних нельзя воспринимать без улыбки.

Есть книги, читая которые, человек отдыхает, расслабляется. Таких произведений большинство (фантастика, любовные романы и т. д.). Но существуют и такие, которые требуют от читателя “напряжения ума” (“Война и мир” Толстого, “Преступление и наказание” Достоевского). “Поправку-22” (сейчас ее чаще можно встретить под названием “Уловка-22”) сложно отнести к какому-либо типу литературы из двух названных выше. По смыслу ее можно отнести к первому типу, по композиции - ко второму.

Чем ближе читатель “подходит” к концу этого романа, тем реже у него появляется улыбка и тем быстрее он перелистывает страницы: хронологическая последовательность постепенно восстанавливается, а юмора становится меньше, хотя до конца он так и не иссякнет. Юмор становится другим, “черным”.

Роман “Поправка-22” Джозефа Хеллера признан мировым шедевром литературы. И я с этим согласен.

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ Р. ЖЕЛЯЗНЫ “НОЧЬ В ТОСКЛИВОМ ОКТЯБРЕ”

Последний роман Роджера Желязны, вышедший в 1993 году, незадолго до смерти автора, вызвал много критических откликов. Отношение к роману “Ночь в тоскливом октябре” было самым разнообразным: от восторга до полного неприятия.

Действие романа происходит в течение октября и заканчивается в День Всех святых. Повествование ведется от лица сторожевого пса Нюха, который помогает своему хозяину, так называемому “Закрывающему”, в борьбе с “Открывающими”. “Открывающие” стараются вернуть на землю Старых Богов, а “Закрывающие”, напротив, стараются закрыть дорогу. Во время подготовки к решающей схватке в Хэллоуин Джек, хозяин Нюха, влюбляется в одну из “Открывающих”, а она - в него. Оба они до конца остаются верны своей цели - открыть или закрыть путь Старым Богам, но тот, кто проиграет в схватке, должен погибнуть. “Закрывающие” выигрывают сражение. Дорога Старым Богам закрыта, но для Джека победа достается слишком дорогой ценой.

В романе были использованы герои А. Конан Доила, М. Шелли, Г. Ф. Лавкрафта, Б. Стокера и многих других известных писателей, что вызвало множество обвинений в плагиате в адрес Желязны. Однако, по-моему, герои романа Желязны совсем не те, что были в произведениях вышеперечисленных писателей. Желязны взял лишь имена и стереотипы, которые вписывались в ткань его романа, и вырисовал характеры героев по-своему. Глубина психологических образов и захватывающий сюжет сосуществуют здесь без всякого ущерба друг для друга.

“Ночь в тоскливом октябре”, по-моему, стала воплощением всего творчества Роджера Желязны. Здесь затронуты практически все проблемы, интересовавшие Желязны: любовь, долг, честь, дружба, Бог, отчаяние, выбор, - почти все аспекты жизни. Герои у Желязны выписаны удивительно живо, они опровергают мнение о том, что в жанре фантастики все герои плоские и нереальные. С героями этого романа словно общаешься живьем. Небольшая доля юмора и элементов фэнтези, фантастической сказки, делают роман особенно захватывающим; от него невозможно оторваться, не дочитав до конца.

Конечно, проблема противоборства любви и долга не нова, однако Желязны напоминает нам о том, что и в современном мире, где почти утеряно понятие “честь”, нужно стараться выполнять свой долг, причем делает это в ненавязчивой, легкой форме.

Многие люди не считают фантастику литературой, однако, если кто-нибудь из них захочет пересмотреть свою точку зрения, им можно посоветовать почитать Роджера Желязны, а особенно “Ночь в тоскливом октябре”.

перейти к началу страницы