Владеете ли вы русским языком?

Не спешите отвечать на этот вопрос утвердительно. Все зависит от того, что понимать под «владением» языком. Начнем с того, что русским языком во всем богатстве его грамматики и особенно словаря вообще никто не владеет. Число слов в современном русском литературном языке приближается к ста тысячам. Но если мы возьмем число слов, употребляемых даже самыми крупными русскими писателями, то оно далеко не будет достигать этого числа. Например, Пушкин, к произведениям которого сейчас составлен полный словарь, употреблял «всего-навсего» 21 тысячу слов.

Дело даже не в этом. Владеть языком — значит максимально использовать все выразительные возможности, скрытые в нем; уметь вложить даже в самый малый запас слов, выражений все, что можно в него вложить; уметь понять сказанное так, как оно было сказано. Все это не так просто.

В процессе овладения языком одни и те же результаты могут достигаться разными способами. И ребенок, который учится говорить и уже правильно употребляет звуки и грамматические формы, совершенно необязательно пользуется при этом точно тем же механизмом, что мы с вами.

Когда ребенку исполняется год три — год четыре месяца, он говорит многие слова как будто уже правильно. Но если для вас важно, говоря, ясно различить похожие слова — именно «кошка», а не «кашка», именно «сало», а не «зала», то ребенок этого возраста, наоборот, усвоив какие-то слова, подгоняет все новые под уже знакомые образцы. Поэтому совершенно разные слова начинают у него звучать очень похоже.

В следующие полгода ребенок выучивается различать похожие слова. Но он их различает не потому, что понимает, в чем разница, а только потому, что знает от взрослых, что они разные. И лишь в начале третьего года жизни он овладевает звуковой стороной родного языка настолько, чтобы не только ясно различать слова, но и понимать, в чем их различие.

А разлагать слова на составляющие их звуки он обычно так и не может научиться до 6—7 лет, иногда до самого поступления в школу. Первоклассники, например, часто не умеют выделить в слове гласные и на вопрос, из каких звуков состоит, скажем, слово «корова», говорят: к, р и в или ка, ро, ва. Но чтобы научиться писать и читать, необходимо уметь разлагать слово на звуки: все грамотные люди делают такой анализ безошибочно.

Интересно, однако, что в китайском языке дело обстоит не так. Китаец, даже грамотный (знающий иероглифы), если он незнаком с письменностью типа нашей, т. е. с письменностью буквенной, не осознает внутри слога гласный звук, хотя ясно осознает и начальные и конечные согласные.

Значит, есть основание думать, что если бы мы тоже пользовались иероглифической, а не буквенной письменностью (обозначали бы не отдельные звуки, а целые слова), то, быть может, не умели бы, даже и будучи взрослыми, разлагать слоги на звуки.

Овладевая грамматикой, ребенок какое-то время правильно употребляет грамматические формы, но они еще изолированы в его мозге, как если бы это были отдельные слова. Лишь потом он начинает понимать, что «столу» и «кошке» — это формы, имеющие одинаковую грамматическую характеристику, а «кошка», «кошки» и «кошке» и т. д. объединены в языке в единую систему, так называемую парадигму склонения.

Но особенно важно развитие значений слов. Оно было исследовано в начале 30-х годов советским психологом Л. С. Выготским.

Оказывается, когда дети разного возраста употребляют даже одни и те же слова, они связывают с ними совершенно разное содержание. Самый маленький ребенок беспорядочно объединяет предметы под одним именем по самым случайным признакам. Например, одно и то же слово (или, вернее, один и тот же звук «кх»), обозначающее кошку, ребенок применял также к меху (потому что он мягкий) и к булавке (потому что она царапает). Затем образуется, как говорил Л. С. Выготский, «мышление в комплексах». Это значит, что ребенок объединяет под одним названием разные предметы, исходя не из того, что у них у всех есть какое-то общее качество (т. е. не производя абстракции), а только из того, что в речи взрослых все эти предметы уже объединены. Выготский сравнивал это с положением в семье, все члены которой носят единую фамилию: мы знаем, что Иван Федорович и Марья Сергеевна — оба Петровы, не потому что у них есть какие-то внешние признаки, специфичные именно для Петровых, а просто потому, что их фамилия Петровы. И только много позже у детей появляется настоящая абстракция, и, следовательно, можно говорить о настоящих понятиях.

Меняются, развиваются не только формы речи, но и ее функции. У маленьких детей, например, совсем нет внутренней речи: они всегда выражают свои мысли вслух.

Язык — это не что-то застывшее и неизменное. Он находится в вечном движении, потому что на говорящих людей постоянно действует множество самых различных факторов — и внешних, или, как говорят, экстралингвистических, и внутренних, собственно языковых. Русский языковед И. А. Бодуэн де Куртенэ в одной из своих статей удивлялся тому, что, несмотря на такое количество самых разных обстоятельств, обусловливающих изменения в языке, язык изменяется все-таки не очень сильно и сохраняет свое единство. Но ничего удивительного в этом нет. Ведь язык — это важнейшее средство взаимопонимания людей. И если бы язык не сохранял свое единство, то он не мог бы выполнять эту важнейшую функцию.

В языке откладываются и закрепляются результаты работы мышления и познавательной работы человеческого общества на всем протяжении его существования.

Язык выступает как общее достояние, которое постепенно накапливается рядом поколений, передающих язык от одного поколения к другому, непрерывно обогащая и совершенствуя его.

Язык делает возможным общение не только в пределах одного поколения людей, но и между разными поколениями. Благодаря языку человечество в каждом новом поколении не должно начинать свою познавательную работу снова, а может продолжать и использовать то, что было выработано предшествующими поколениями. Язык сохраняет для потомства сокровища национальной культуры, литературы, науки.

перейти к началу страницы