В середине XV века была перестроена венецианская церковь Санта Мария делла Карита, для которой Джованни поручили исполнить четыре больших триптиха, вскоре установленные на четырех фамильных алтарях, воздвигнутых между 1460 и 1464 годами. В наполеоновскую эпоху все они - триптих Святого Лаврентия, триптих Святого Себастьяна, триптих Мадонны и триптих Рождества - были демонтированы и с традиционной атрибуцией Вива-рини поступили в Галерею Академии в Венеции, где и находятся до сих пор. Триптихи представляют собой интересную страницу в творчестве Беллини тех лет, даже если значительная часть комплекса была выполнена другими художниками, а общий замысел, возможно, принадлежал не Джованни, бывшему лишь одним из исполнителей, а старому Якопо. Эти полиптихи, в частности полиптих Святого Себастьяна, который считается лучшим из четырех и в наибольшей мере его авторской работой, явились, однако, своего рода генеральной репетицией перед исполнением первого большого общественного заказа, полученного художником, -
полиптиха Святого Винченцо Феррери для алтаря, посвященного этому святому, в венецианской церкви Санти Джованни э Паоло. Полиптих состоит из девяти частей, расположенных тремя ярусами. Наверху - Пъета, по сторонам
которой фигуры архангела и Мадонны из сцены Благовещения, в центре - Святой Винченцо Феррери, справа и слева от него - Святой Христофор и Святой Себастьян; в пределле изображены пять чудес,
сотворенных святым: Святой Винченцо спасает утонувшую и воскрешает погребенных под развалинами; Святой Винченцо испепеляет силой слова тела мужчины и женщины, виновных в преступлении,
и спасает их души; Святой Вийченцо воскрешает младенца и освобождает пленников. В прошлом полиптих завершался люнетом с изображением Бога-Отца, о чем упоминает Боскини (1664), впоследствии исчезнувшим. Винченцо, испанский святой, видный деятель доминиканского ордена, полемист, страстный и грозный проповедник, духовник, а затем яростный противник папы Бенедикта XIII, был канонизирован в 1455 году, вслед за чем орден занялся широкой пропагандой и утверждением его культа. Сооружение алтаря началось в январе 1464 года, что известно из документа, относящегося к этому событию, ныне уже недоступного, но процитированного Фоголари в 1932 году: он представлял собой расписку, выданную неким Ольрикусом да Арджентина тогдашнему настоятелю Джованни да Мерано, в получении денег «pro fabrica altaris Sancti Vincentii (для сооружения алтаря Святого Винченцо)». Таким образом, заказ на исполнение полиптиха и начало работы над ним должны быть близки этой дате. Среди критиков господствует мнение, что в исполнении сцен с изображением чудес Святого в пределле большее или меньшее участие принимал один из помощников Джованни, Лауро Падовано, которому их приписывал еще Мар-кантонио Микиель (1521-1548). В отношении авторства полиптиха (Лонги, в свою очередь опиравшийся на старую атрибуцию Сансовино 1581 года, вернул его Джованни Беллини) сомнений не существует. Некоторые несоответствия между различными частями алтаря заставили в прошлом выдвинуть гипотезу о выполнении полиптиха в два этапа, разделенных во времени (Ван Марле, Гронау). Это предположение, еще окончательно не опровергнутое, тем не менее показывает, до какой степени может дезориентировать исследователей необычайная пластическая энергия некоторых персонажей, словно выступающих за плоскость изображения, прежде всего, святых в центральном регистре. Линии четко выявляют строение тела и складки одеяний этих величавых фигур, приобретающих особую значительность благодаря гениальной находке - лучу света, идущему снизу. Перспективное размещение в пространстве подчеркнуто немногими элементами - стрелами у Святого Себастьяна и боль шим посохом Святого Христофора на первом плане. Наверху, в сцене Пьета (как обычно, верно следую щей византийскому иконографическому образцу), Христос обрамлен с двух сторон ангелом и Мадонной из Благовещения, написанными чистейшими эма-лево-гладкими красочными тонами; в фигуре ангела краски кажутся особенно прозрачными, как стекло, и их бледное, подобное алебастру, сияние контрастирует с неожиданной огненной вспышкой красного занавеса позади Мадонны. И здесь ощущение пространства создано почти незаметно, как бы из ничего - глубокими чернеющими складками занавеса и острым и холодным углом мраморного пилястра.
Ту же чистую и сияющую красочную поверхность и ту же выразительность форм, исполненных энергии и драматизма, мы находим в Голове Иоанна Крестителя из Пезаро (Городские музеи) и в других произведениях, как, например, в Мертвом Христе, поддерживаемом двумя ангелами из Государственных музеев в Берлине.
С течением времени, к 1470-м
годам, живописная манера Беллини сделалась более мягкой, а эмоциональный
строй произведений - волнующе трогательным, что нашло свое высшее выражение
в алтарном образе из Пезаро, изображающем Коронование si Марии,
шедевре мастера, фундаментальном создании его зрелого творчества. Алтарь
не имеет точной
Полиптих
Святого Винченцо Феррери Венеция, церковь Санти Джованни э Паоло
датировки. И по этому поводу, и по поводу тесно с ним связанного и остающегося нерешенным вопроса о заказчике этого алтаря критика ведет ожесточенные споры, приходя к противоположным и малоубедительным выводам. Первые предложенные датировки (Фрай, Кавальказелле, Фриццони) относят исполнение алтаря ко времени около 1481 года. Лонги (1914) вначале датировал картину более ранним периодом - 1465-1470 годами. Затем в 1927 году тот же Лонги высказался за некий промежуточный между предложенными датами вариант - около 1475 года, с чем согласилось большинство последующей критики.
Однако Паллуккини (1959) и Мисс (1963) предложили датировать ее 1470-1471 годами, основываясь на том, что центральная часть Коронования Марии повторяется в картине Марко Дзоппо, относящейся к 1471 году (Мадонна с младенцем и святыми, написанная для монахов-цокколантов в Пезаро, ныне в музеях Берлина). Однако и это не представляется решающим аргументом, поскольку Марко Дзоппо мог задумать свою алтарную картину ранее Беллини (гипотеза, получившая распространение в последнее время). Во всяком случае, совпадения в иконографии двух произведений, хотя и бесспорные, столь различны по своему смыслу и значению, что это сходство становится совершенно второстепенным. Алтарный образ Беллини, несомненно, заключает в себе политико-религиозное содержание, в той или иной мере определяющее его композицию. Действительно, с одной стороны, он является прославлением францисканского символа веры (ордена, тесными узами преданности связанного со Сфорца, тогдашними правителями Пезаро, покровительствовавшими францисканцам) благодаря присутствию по сторонам трона и на правом и левом пилястрах особенно почитаемых святых, чей культ распространялся монахами в Пезаро и на подвластной городу территории. С другой стороны, эти святые имеют символическое значение: Георгий, Святой рыцарь, которого чтили при дворах знати, и Терен-ций, пезарский святой, изображенный как античный miles (воин), написаны на базах обрамляющих алтарь пилястров, где обычно изображались геральдические гербы, персонифицируя таким образом гражданскую и военную власть Сфорца. Помещенная за Святым Теренцием слева римская мемориальная стела с бюстом и надписью в честь императора Августа вносит дополнительный акцент в тему прославления potestas (могущества) герцогского рода.
Это лишь основные гипотезы, к которым присоединяются и другие, подсказанные некоторыми элементами композиции, как; например, замками, изображенными в различных частях алтарной картины. Многие разделяют предположение Эверетта Фейи о том, что модель замка в руках Святого Теренция (изображенного на правом пилястре внизу) - это крепость Костанца, спроектированная в 1474 году Лаурана для Костанцо Сфорца, синьора
Пезаро, и завершенная строительством в 1479 году. Однако отсюда не следует с непреложностью, что алтарный образ был исполнен после этой даты, поскольку уже в 1475 году Энцола воспроизвел рисунок крепости на оборотной стороне медали, посвященной Костанцо, имея, очевидно, возможность ознакомиться с проектом намного раньше, чем было начато строительство. Следовательно, такую же возможность мог иметь и Джованни Беллини, но и в этом случае надо подчеркнуть, что между моделью замка на картине Беллини и реальной крепостью существуют различия, что делает гипотезу Фейи достаточно сомнительной. Кроме того, модель крепости в руках Теренция не обязательно воспроизводила реальное сооружение: она могла быть метафорическим изображением, указывающим на значение укрепленных замков Сфорца и на покровительство им Святого. Точно так же замок, заключенный в квадратную раму за сценой Коронования, мог быть замком Градара, о чем будет далее сказано, но прежде всего он является эмблемой герцогской власти.
Наконец, некоторые исследователи (Баттисти, Кастелли) в последнее время вновь склоняются к датировке алтаря восьмидесятыми годами XV века по соображениям иконологического характера. Кастелли усматривает в этом алтарном образе легитимизацию со стороны папского двора регентства Камиллы Арагонской, начало которого приходится на 1483 год. С точки зрения Баттисти, смирение, воплощенное в образе Мадонны, словно робко подающейся назад, в итоге торжествует над царственным величием Христа, в чем следует видеть аллюзию на горячий теологический спор между францисканцами и доминиканцами, имевший место в те годы. Также и пейзаж, изображенный в квадратном обрамлении на спинке трона, несет в себе сложную символику Мадонны - Девы (засушливая земля) и Матери (плодородная земля) - покровительницы верующих (крепость).
Столь же противоречивы мнения
и относительно того, что послужило поводом для создания этого алтарного
образа. Согласно Ваккай (1909), он мог быть заказан по случаю взятия Градары,
крепости, принадлежащей Римини и завоеванной Пезаро в 1463 году: на изображение
Градары намекает пейзаж со множеством башен и крепостью, служащий фоном
для сцены коронования. Согласно другой точке зрения, поводом для исполнения
алтаря могло явиться бракосочетание синьора города с Камиллой Арагонской,
состоявшееся в 1474 году. Эта вторая гипотеза имеет по крайней мере ту
ценность, что совпадает с единственным архивным упоминанием, относящимся
к произведению Беллини, - завещанием живописца Джованни Пиццамельи, который
в 1476 году оставил один обол в качестве solvatur pretium (для спасения
души) на картину для "главного алтаря церкви Сан Франческо (Валасси, 1988).
Естественно предположить, что коль скоро эта картина была произведением
Беллини, то, следовательно, к этому
Полиптих
Святого Винченцо Феррери Детали Святой Христофор 167 х 67 см Полиптих
Святого Винченцо Феррери Деталь: Святой Себастьян 167х67 см
времени она если и не была написана, то во всяком случае находилась в процессе создания. Есть также и доводы другого характера для датировки картины второй половиной семидесятых годов XV века. Во-первых, она исполнена маслом, что свидетельствует о знакомстве Джованни с техникой, которую окончательно ввел в живопись Венеции Антонелло да Мессина, приехавший в город на лагуне в 1475 году. До этого времени применение масла в качестве связующего не было распространено среди итальянских живописцев, хотя и было известно, поскольку этой техникой пользовались нидерландские худож-
Полиптих Святого Винченцо Феррери Детали. Ангел из Благовещения 72 х 67 см
Полиптих Святого Винченцо Феррери
Деталь предеялъс Святой Винченцо спасает утонувшую
и воскрешает погребенных
36 х 60 см
Полиптих Святого Винченцо Феррери Деталь: Мадонна из Благовещения 72 х 67 см
Полиптих Святого Винченцо Феррери
Деталь пределлы: Святой Винченцо воскрешает двух умерших
36 х 60 см
Полиптих
Святого Винченцо Феррери Детали Пьета 72 х 67 см
Полиптих
Святого Винченцо Феррери Деталь
пределяы: Святой Винченцо воскрешает младенца и
освобождает пленников 36
х 60 см
Голова Иоанна Крестителя
Диаметр 28 см
Пезаро, Городские музеи
к новейшим техническим приемам - например, в том же алтаре Пезаро он наряду с традиционными синими красочными пигментами (азуритом и ляпис-лазурью) применил голубую эмаль на двадцать лет раньше Леонардо, использовавшему ее в 1492 году в миланских апартаментах Лудовико Моро, что до сих пор считалось в Италии первым документально засвидетельствованным случаем обращения живописцев к этой технике, характерной для стекольного производства (Бьянкетти, Лауренци Табассо-Мари-оттини, 1988). Эмаль будет часто применяться в венецианской живописи начиная со зрелого XVI века. Совершенно очевидно, что и в области техники живописи масштаб личности Джованни позволял ему экспериментировать или интуитивно предвосхищать те ее методы и возможности, которыми прежде пренебрегали.
С точки зрения стиля алтарь Пезаро знаменует достижение нового равновесия. Воздействие Ман-теньи здесь преображено, сублимировано влиянием Пьеро делла Франческа, что в свою очередь порождает еще одну проблему - где и когда Джованни мог
познакомиться с искусством
Пьеро. Быть может, именно алтарь Пезаро предоставил ему случай совершить
поездку из Венеции в Марки, откуда, между прочим, была родом его мать,
что и дало ему возможность увидеть произведения Пьеро. Типично венецианская
архитектура алтарной картины напоминает архитектуру некоторых современных
Беллини надгробных памятников, прежде всего, надгробие дожа Паскуале Малипьеро,
воздвигнутое Пьетро Ломбарде в церкви Санти Джованни э Паоло. Тем не менее
характер обрамления алтаря является принципиально новым, даже если и имеет
отдельные прецеденты (как, например, полиптих Мантеньи в церкви Сан Дзено),
по своему пространственному и перспективному построению составляя единое
целое с картиной. Открытая спинка трона - подлинная картина в картине,
- повторяя тот же прием, максимально подчеркивает этот новый структурный
и композиционный принцип. В следующем большом алтаре из церкви Сан Джоббе
(около 1487 года) и в алтарных образах, исполненных в дальнейшем, эта концепция
нашла продолжение и развитие, так что в результате была достигнута абсолютная
неразделимость - даже оптическая -картины и рамы, становящейся исходной
точкой для зрительного восприятия композиции в целом.
В период церковных реквизиций в 1797 году Коронование оставалось в церкви Сан Франческо;
впоследствии оно стало городской собственностью и в итоге, после множества перипетий, оказалось в Городских музеях Пезаро, где находится и теперь. Иную судьбу претерпела Пъета, завершавшая алтарный образ в соответствии с канонами того времени. При упразднении церкви она попала в Париж; затем в 1815 году была возвращена Кановой и передана в Рим. В конце концов она вошла в коллекцию Ватиканской пинакотеки, где ее приписывали различным художникам (Бартоломео Монтанье, Джованни Буонконсильо, Андреа Мантенье) и где она хранится по сей день. Начиная с Фриццони (1913) - впрочем, уже в 1909 году об этом догадывался Джулио Ваккай -Пъета всегда считалась завершающей частью Коронования Марии, замененной в XVIII веке изображением Святого Иеронима. Единственным голосом несогласия в данном вопросе было недавно высказанное мнение Илеаны Кьяппини ди Сорио (1988), выдвигающей против этой, уже традиционной реконструкции алтарной картины доводы разной степени убедительности: различие декоративного решения обеих рам; различия стилистического характера {Коронование по духу близко Пьеро делла Франческа, а Пъета - Антонелло да Мессина); противоречие или, лучше сказать, несогласованность зрительных фокусов; отсутствие связи между двумя картинами, каждая из которых самостоятельна и имеет свою геометрическую форму. Кьяппини приходит к выводу, что Пъета, возможно, не была написана Беллини для этого алтарного образа, а помещена на нем только спустя несколько лет после его исполнения. Как бы то ни было, Пъета - само по себе замечательное художественное произведение. Исключительная ясность рисунка вызывает в памяти слова Вазари о «необычайной... чистоте [линий]», сказанные им в отношении алтаря Пезаро. Если Коронование благодаря уравновешенности композиции и теологической определенности содержания кажется лишенным эмоциональности, то, словно бы в противовес этому, в Пъета сконцентрировано чувство глубочайшего осознания божественной жертвы. Безмолвие фигур вокруг Христа, задумчивых, погруженных в себя, игра сплетенных рук наделяют картину ритуальным смыслом возвышенного причастия. Приезд в Венецию Антонелло да-Мессины обозначил решительный поворот в развитии венецианского искусства второй половины XV века. Помимо своих замечательных портретов, уже известных в Венеции и с которыми местным художникам как бы предлагалось состязаться, Антонелло оставил в городе на лагуне исполненный по заказу 'Пьетро Бона большой алтарный образ для церкви Сан Кассиано, который произвел огромное впечатление на его венецианских коллег. Эта алтарная композиция, дошедшая до нас в крайне фрагментарном виде (Вена, Музей истории искусства), изображала Мадонну с Младенцем на троне в окружении восьми святых. Ярко выраженный нидерландский реализм соединен здесь с чисто итальянским чувством формы и ее строгой геометрической упорядоченностью, в результате чего художник достиг рационалистической ясности построения и точности пластической моделировки, совершенно необычных для Венеции. С другой стороны, сопоставляя произведения Антонелло и Джованни, становится очевидно, что художественное влияние не было односторонним, поскольку композиционные приемы последнего в свою очередь повлияли на Антонелло.
Новаторские черты искусства сицилийского мастера, уже частично усвоенные Беллини в алтарном образе из Пезаро, получили более зрелое выражение - явившись одновременно как бы полным и совершенно самостоятельным ответом на них -в алтарной композиции Мадонна с Младенцем на троне и шестью святыми, написанной около 1480 года для новой церкви Сан Джоббе. Первоначально она находилась во втором алтаре справа, иллюзорно дополняя архитектуру братьев Ломбарде. Этот алтарный образ сразу же стал одним из наиболее известных произведений художника, так что Сабел-лико включил его в трактат De Urbe Situ (1487-1491). Сабеллико упоминает об алтаре как об одном из первых произведений, исполненных Беллини, что дало основание для дискуссий по поводу его датировки. За исключением Колетти, который относит картину к пятилетию между 1470 и 1475 годами, предлагаемые датировки в большинстве своем колеблются между 1480 и 1500 годами. Учитывая, что этот алтарный образ Беллини написан маслом и что алтарная композиция Антонелло из Сан Кассиано относится к 1476 году, наиболее вероятным временем его исполнения являются 1480-1485 годы. Датировка могла бы быть немного более ранней, если принять во внимание замечание Сансовино (1581), что это первая картина Беллини, написанная подобной техникой, принесенной Антонелло да Мессина в Венецию как раз в 1475-1476 годах. К сожалению, нет возможности сравнить этот алтарный образ с другими монументальными произведениями художника этих лет, поскольку не сохранились написанные Джованни полотна для Палаццо Дожей, над которыми он работал с 1479 года, заменив Джентиле, уехавшего в Константинополь с дипломатической миссией.
Во всяком случае, алтарная
композиция из церкви Сан Джоббе - один из опорных моментов для характеристики
зрелого творчества художника. Перспективное построение композиции определяют
кессоны плафона, опирающегося по сторонам на пилястры, подобные реальным
пилястрам алтаря, высеченным из мрамора. От них начинается глубокая ниша,
своей затененностью создающая ощущение большого пространства за группой
священных персонажей. Развивая то, что уже было намечено в алтарном образе
из церкви Санти Джованни э Паоло в Венеции, так же как в алтаре Пезаро,
Беллини трактовал картину
Мертвый
Христос, поддерживаемый ангелами 91х131
см Римини, Городская
Пинакотека
как логичное продолжение реального пространства.
Фигуры исполнены монументальности и одновременно человеческой теплоты. Смягчена моделировка форм, словно окутанных дымкой утонченных красочных сочетаний, отражающих сумеречные отблески полукруглой ниши апсиды, которая в соответствии со зрительной и колористической традицией, идущей от мозаик собора Сан Марко, украшена мозаикой на золотом фоне. Мадонна, как всегда, величавая и погруженная в себя, держит Младенца, очень похожего на благословляющего младенца Христа из Мадонны Контарини (находящейся в той же Галерее Академии в Венеции), -и неисчерпаемая традиция византийского искусства, дух которого продолжает витать в живописи Джованни, делает ее таинственной и недостижимой, замкнутой в своей отстраненности.
После 1483 года исполнена Мадонна с младенцем из Академии Каррара в Бергамо. Эта картина на дереве находится в Бергамо с XVI века и, по-видимому, была частью приданого монахини-кармелитки Лукреции Альярди Вертова, ставшей впоследствии настоятельницей монастыря Сант'Анна в Альбино. На парапете перед Мадонной, как во многих других композициях подобного типа, лежит плод груши.
Изображенный справа город со множеством башен, окруженный стенами, и излучина реки слева являются эмблематическими знаками Мадонны, согласно атрибутам, приписываемым ей в гимнах, аналектах и хвалебных песнопениях (лаудах), начиная со Средних веков. Как показал Баттисти, художники находили в этих текстах, священных и благочестивых, широкий репертуар изобразительных образов, а также соответствующие тому или иному божественному персонажу символические мотивы. И в этом плане искусство Беллини, благодаря его богатой и глубокой гуманистической культуре, непрерывно эволюционировало, а игра метафорических аллюзий достигла такой тонкости и естественности, что в ней непросто разобраться. Само собой разумеется, что этому в первую очередь способствовал его трепетный, чистейший поэтический дар, позволявший художнику с равным эмоциональным соучастием воспринимать творца и его творение, природное и божественное, мир внешний и внутренний. Мадонна из Галереи Каррара является одним из ярких воплощений этого безоблачного религиозного чувства. Больше, чем нежным жестом объятия, Мать и Дитя связаны сосредоточенным и задумчивым взглядом, каким Мадонна смотрит на Сына. Эта картина стала прототипом многих аналогичных композиций (например. Мадонна с красными херувимами в Галерее Академии в Венеции), где Младенец изображен сидящим на левом колене Мадонны.
Как этот мотив, так и ясность пластического решения заставляют полагать, что она предшествует Мадонне с деревцами, имеющей на мраморном парапете, на котором, как обычно у Беллини, стоит младенец Христос, дату 1487 год. Эта поразительная по своей уравновешенности картина имеет систему двойного освещения, что характерно для маленькой группы аналогичных композиций. Идущий спереди свет падает на занавес, изображенный за Мадонной так, что на него отбрасывается тень от ее фигуры. Пейзаж на заднем плане освещен другим, автономным рассеянным светом, ровно разлитым в пространстве.
Триптих из венецианской церкви
Фрари состоит из больших створок, на которых изображены Мадонна с Младенцем
на троне (в центре), Святые Николай и Петр (слева) и Святые Марк и Бенедикт
(справа). На центральном панно имеется надпись и дата 1488. Эта общепринятая
датировка была подвергнута сомнению Фраем, считающим, что она указывает
только на время завершения работы, начатой за несколько лет до этого, в
1485 году. Деревянная рама триптиха, выполненная, возможно, по рисунку
самого Беллини, и здесь составляет идеальное пространственное продолжение
картины. Пилястры триптиха иллюзорно поддерживают плафон открытого с обеих
сторон помещения, в котором находятся святые. За возвышающейся на троне
Мадонной изображена мерцающая золотом апсида, создающая то же ощущение
пространственного единства, как то было и в алтарном образе из церкви Сан
Джоббе. На мозаике, покрывающей апсиду, можно прочесть написанную по-латыни
мольбу, обращенную к Мадонне: «Janua certa poli due mentem dirige vitam:
quae peragam commissa tuae sint omnia curae» (Надежные врата неба, руководи
разумом, управляй жизнью: пусть все, что я делаю, будет вверено твоему
попечению). Со многих точек зрения картина из Фрари, хотя и кажется более
«архаичной», поскольку еще придерживается схемы полиптиха (быть может,
по просьбе заказчика), представляет следующий этап в искусстве Беллини
по отношению к композиции из Сан Джоббе, очень ее напоминающей. Чрезвычайно
похожи в обеих картинах изображения Мадонны на троне: фигуру Мадонны словно
обволакивает золотистая пыль, и только густой синий цвет плаща в какой-то
мере изолирует ее в пространстве. Особое внимание уделено здесь свету,
перед которым отступают чисто пластические качества. Несмотря на ограничения,
связанные с формой триптиха, гениально решена проблема пространства:
Алтарь
Пезаро Фотомонтаж
с Пъета из Ватиканской Пинакотеки Центральная
часть 262 х 240
см Пезаро, Городские
музеи Алтарь
Пезаро. Деталь Алтарь
Пезаро Деталь
пределлы. Битва Святого Георгия с драконом 40
х 36 см Пезаро,
Городские музеи Алтарь
Пезаро Деталь
пределлы: Святой Теренций 40
х 36 см
пространство внутри картины не только продолжает пространство реальное, отделенное от нее рамой, но и вызывает впечатление перспективной глубины при помощи тонких «полосок» пейзажа, размещенных по краям.
К тому же 1488 году - эта
дата поставлена после подписи художника в центре трона Мадонны - относится
Мадонна с Младенцем, Святыми Марком и Августином и коленопреклоненным
Агостино Барбариго из церкви Сан Пьетро Мартире в Мурано, одно из немногих
бесспорных в хронологическом отношении произведений Беллини. Первый документальный
источник, относящийся к этому алтарю, -завещание его заказчика, дожа Агостино
Барбариго. Представитель виднейшей семьи венецианских патрициев, он сменил
в должности дожа - случай, оставшийся единственным в истории Венецианской
республики, - своего старшего' брата Марко, хотя многие считали Агостино
виновником его смерти, последовавшей после страшной публичной ссоры двух
братьев из-за политических разногласий. Желая показать, что он по праву
является наследником и верным продолжателем дела брата, Агостино, особенно
в первые годы своего правления, дал ряд крупных заказов на художественные
работы общественного характера (Лестница гигантов, заказанная Марко
и Пьетро Ломбарде, Часовая. башня Мауро Кодуччи, завершение Палаццо
Дожей строительством крыла, выходящего к Рио) с тем, чтобы подчеркнуть
величие и могущество Венеции, что было созвучно политическим идеям Марко,
которые Агостино сделал своими собственными. Одновременно -в сфере своей
частной жизни - он занимался возведением величественной гробницы для себя
и своего брата в церкви Санта Мария делла Карита, заказал Джентиле Беллини
официальный портрет Марко для серии портретов дожей в зале Большого Совета
(он был написан между 1486 и 1487 годами) и, наконец,
Алтарь
Пезаро Деталь
предеялы: Обращение Савла 40
х 42 см Алтарь
Пезаро Деталь
пределлы: Святой Иероним в пустыне 40
х 42 см
поручил Джованни, в знак
искупления своего морального долга, исполнение «большого алтарного образа»,
который поместил на почетном месте в главном салоне семейного дворца. В
композиции изображен Святой Марк, с выражением участия и покровительства
представляющий коленопреклоненного Агостино Барбариго Мадонне. На Марию,
«нашу заступницу перед всевышним Творцом», согласно словам самого дожа,
семиотически намекают как пейзаж в глубине картины, так и крепость справа,
обнесенная стеной и похожая на ту, что изображена в алтаре Пезаро, исполненном
несколькими годами раньше. На несчастье, поразившее семью дожа, намекает
высохшее дерево - символ смерти и греха, который должен быть искуплен.
Агостино, чье правление было непоследовательным и получило противоречивую
оценку, умер в 1501 году, оставив картину женскому монастырю Санта Мария
дельи Анджели в Мурано, поскольку «изображение Мадонны с ангелами очень
подходит главному алтарю монастырской церкви». Он добавлял: «И чтобы ни
наши зятья, ни наши дочери (у Агостино было пять дочерей, а его единственный
сын умер раньше него), ни наши внуки не могли бы ее поместить ни в нашем
большом доме, ни в каком-либо другом месте, а только на главном алтаре
этого благочестивейшего монастыря». Картина, однако, была вскоре перенесена
оттуда, чтобы уступить место Благовещению, заказанному Тициану.
Пьета
Верхняя часть алтаря Пезаро
106 х 84 см Рим,
Ватиканская Пинакотека
Воскресение Христа
148 X 128 см
Берлин-Далем, Картинная галерея
Преображение 115х151,5 см
Неаполь, Национальная галерея
Каподимонте
Вазари ошибочно указывает - и вслед за ним, к нашему удивлению, Пиньятти (1969), - что этот алтарный образ уже в XVI веке перешел в церковь монахов-камальдульцев Сан Микеле в Мурано. Возможно, что Вазари в данном случае спутал два различных произведения: алтарь Барбариго и алтарный образ Джованни, ныне утраченный, который должен был находиться в капелле Сантиссима Кроче в церкви Сан Микеле. Новизна этой алтарной картины, где Беллини впервые отказался от пространственной концепции XV века и по-новому связал мир природы и сцену святого собеседования, вызвала весьма сдержанную оценку со стороны Ван Марле (1935). Обычно считающаяся капитальным по значению произведением, она, по мнению исследователей, имеет многочисленные недостатки, которые другие критики, начиная с Гронау (1930), относили за счет участия в ее исполнении помощников Беллини, например, Марко Марциале. Хенди и Гольдшайнедер (1945) даже предположили, что речь идет о картине, первоначально написанной на дереве и в давнее время переведенной на холст, а единственным куском авторской живописи является горностаевая мантия Барбариго. Реставрация, проведенная в начале 1980-х годов, позволила покончить со всеми оговор-
ками, в некоторых случаях лишенными всякого основания, возвратив этой алтарной композиции подобающее ей место в творческом наследии Джованни. Рокко (1969), считающий эту картину первым опытом Беллини в области тональной живописи, прав, отмечая ее глубокое отличие от тональной живописи Джорджоне, неразрывно связанной со светскими темами лирического характера. Экспериментальный характер поисков тональной гармонии, «смягченность» живописной фактуры, красочное богатство, а также «синтез фигур, архитектуры и пейзажа, выраженный языком нового реализма» (Меркель, 1983), делают алтарь Барбариго поворотным пунктом в творчестве Беллини даже по сравнению с триптихом из Фрари. Как мы уже знаем, композиция из Фрари относится к тому же 1488 году, но трехчастное деление рамы и концепция света, еще связанная с проблемами пластической моделировки форм, позволяют предположить, что замысел этого триптиха предшествует по времени алтарному образу, посвященному дожу. К этой же линии творчества Беллини принадлежит Святое Собеседование, ранее находившееся в коллекции Реньер в Венеции (ныне в галерее Академии в Венеции), одно из замечательнейших воплощений
этой темы. При сопоставлении ее с другой, аналогичной версией, возможно, авторской, из Прадо в Мадриде она представляется более зрелой по мастерству, ибо обнаруживает знакомство с леонардов-ским сфумато (Гамба, 1937; Москин, 1963). Боковой свет, мягко растекаясь по лицам и одеяниям, освещает сосредоточенные в себе фигуры Мадонны, Святой Екатерины и Магдалины, объединенных молчанием священной медитации. Хотя симметричное построение композиции характерно для всех Святых Собеседований Джованни, интимный и сумеречный свет, обволакивающий фигуры, свидетельствует о том, насколько он развил в эти годы концепцию пространства и света, заимствованную у Антонелло да Мессина. Неопределенный фон, лишенный каких-либо конкретных примет, чуть «открыт» в глубину благодаря двум диагоналям, которые создают фигуры святых, замыкающие по сторонам пирамиду, образованную группой Мадонны с Младенцем. В результате возникает ощущение глубины, теплой и в то же время прозрачной, в которой персонажи существуют, но не поглощаются ею. Об успехе подобных композиций свидетельствует большое количество существующих вариантов, в основном принадлежащих мастерской или только частично исполненных самим художником (Мадонна с Младенцем, Иоанном Крестителем и Анной [или Елизаветой], Урбино, Национальная галерея; Мадонна с Младенцем, четырьмя святыми и донатором, Нью-Йорк, Библиотека Пирпонта Моргана), повторявшихся в многочисленных репликах.
Близки к этим композициям некоторые изображения Оплакивания, исполненные в конце XV века: среди них надо отметить редчайший образец - кьяроскуро из Уффици во Флоренции, подаренное Альвизе Мочениго Великому герцогу Тосканскому.. Это произведение с большим числом фигур, чем предшествующие imago pietatis, где сама изолированность персонажей создавала барьер между зрителями и изображенной драмой. Здесь же выдвинутые вперед колени Христа и ракурс его фигуры неожиданно разрывают эту воображаемую преграду, приближая священные персонажи к верующим, позволяя таким образом вступить с ними в более непосредственный контакт.
Параллельно с работой над
композициями на религиозные сюжеты Беллини с 1470-х годов стал заниматься
портретной живописью (к 1474 году относится Портрет Йорга Фуггера -
первое датированное произведение Джованни). Исполненные им портреты
Алтарь
Сан Джоббе 471
х 258 см Венеция,
Галерея Академии Мадонна
с Младенцем 83 х 66 см
Бергамо, Академия Каррара
Мадонна с деревцами
74 X 58 см
Венеция, Пшерея Академии
Триптих из Фрари Центральная часть. 184 х 79 см Венеция, церковь Санта Мария деи Фрари
немногочисленны, но результаты
его деятельности в этой области весьма значительны. В некоторых случаях
бросается в глаза влияние Антонелло да Мессина на его портретное творчество.
Портрет юноши в красном (1485-1490) из Национальной галереи искусства
в Вашингтоне (коллекция Меллона) -один из самых очевидных тому примеров,
однако Шапли справедливо отмечает здесь менее непосредственную, чем у Антонелло,
психологическую связь между портретируемым и зрителями. Хотя Портрет
кондотьера из Национальной галереи искусства в Вашингтоне написан под
определяющим влиянием Антонелло, он уже отходит от портретных «типов» сицилийского
мастера, и поэтому представляется невозможным датировать его, как хотели
бы некоторые исследователи, 1482-1484 годами. Эта датировка обычно основывается
на принятой идентификации изображенного персонажа с Якопо Марчелло, который
был генерал-капитаном Венецианской республики в эти годы и в чьем доме
в 1525 году находился портрет работы Беллини (Вильямсон, 1903). Существуют
другие предположения о личности изображенного - его идентифицировали с
бергамасцем Бартоломео Коллеони, с Витторио Павони (эта гипотеза принадлежит
Хайнеманну, 1962, считающему автором портрета Джентиле Беллини) и, наконец,
с Бартоломео д'Аль-виано, чей портрет, согласно Вазари, написал Джованни
(Сюида, 1950; Шапли). Каждая из этих идентификаций ведет к различным датировкам,
колеблющимся между 1475 и после 1500 годами. Несмотря на свою ярко выраженную
пластичность, более вероятным кажется, что портрет исполнен позже, во второй
половине 1490-х годов. И в самом деле, костистое лицо с крупными чертами
построено не на четких планах, а передано смягченными формами и как бы
стушеванными линиями. И плащ написан не в обычной для портретов Беллини
1480-х годов манере - обобщенной, гиперреалистической, со складками, являющимися
чистыми объемами. К периоду между 1490 и 1500 годами относится также Священная
аллегория из Галереи Уффици 54 во Флоренции. Смысл и сюжетная канва
этой композиции являются еще не решенной проблемой.
В течение нескольких десятилетий специалисты придерживались трактовки, предложенной Людвигом в 1902 году, согласно которой картина иллюстрировала французскую аллегорическую поэму XTV века Паломничество души Гийома де Дегийвилля. Эта интерпретация была, однако, оспорена Расмо в 1946 году; вслед за ним свои гипотезы выдвинули и другие исследователи (Вердье, Браунфельс, Робертсон), каждая из которых имеет следствием различные датировки картины, колеблющиеся между временем исполнения алтарного образа из Сан Джоббе и первыми годами XVI века. В соответствии с этими предположениями картина считалась:
сценой Святого Собеседования (Расмо); сложным аллегорическим изображением дочерей Бога - Сострадания, Справедливости, Мира, Милосердия (Вердье);
видением Рая (Браунфельс)
и, наконец, размышлением о таинстве воплощения (Робертсон). В прошлом Священную
аллегорию долгое время приписывали Джорджоне благодаря разлитому в
картине свету, тонкой, но всеобъемлющей реалистичности и окутывающей ее
золотистой воздушной, атмосфере. Здесь уже содержится предвестие нового
пейзажного видения, свойственного XVI веку, хотя Беллини еще использовал
традиционную композиционную схему, рационалистическую, ясно организованную
и рассчитанную. Со Священной аллегорией часто сближают четыре маленьких
картины на дереве с изображением Аллегорий из Галереи Академии в
Венеции, относящиеся, однако, к незначительному числу светских произведений
художника. Они предназначались для украшения маленького туалетного столика
с зеркалом и полочкой, принадлежавшего живописцу Винченцо Катена.
Триптих из Фрари. Детали
В своем завещании 1530 года тот оставил его («туалетный столик из орехового дерева с фигурками месере Дзуан Белино») Антонио Мар-сили. Подобная мебель получила столь широкое распространение, что венецианский сенат в 1489 году запретил ее изготовление, ограничив только самым необходимым количеством. Часто, как в этом случае, ее украшение состояло из символических изображений нравоучительного характера.
Эти необычные для Джованни маленькие картины изображают: Сладострастие, искушающее добродетельного человека, или Убеждение (Вакх на колес- 56 нице, предлагающий воину блюдо с фруктами);
изменчивую Фортуну (женщина с земной сферой 57 в руках, сидящая на неустойчивой лодке); Благоразу- 58 мие (обнаженная женщина, указывающая на зеркало); 59 Ложь (человек, выходящий из раковины).
Существуют и другие трактовки двух последних картин: так, на основе аналогичных изображений у Якопо де'Барбари и Бальдунга Грина, женщину считали аллегорией Vanitas (суета сует), а человека в раковине - аллегорией Virtus Sapientia (добродетели знания, или мудрости), поскольку раковина могла иметь и положительный смысл как символ стихии первотворения, порождающего начала.
Светоносность этих композиций
и утонченнейшая иконографическая культура, которую демонстрирует здесь
художник, заставляют несколько сдвинуть вперед, примерно к 1500 году, ранее
предлагавшуюся для них датировку (около 1490).
Тот же насыщенный золотистый свет, дающий ощущение широких горизонтов и неосязаемых нюансов
о воздушной атмосферы, мы находим в Мадонне с Младенцем, Иоанном Крестителем и святой из Галереи Академии в Венеции, безусловно, исполненной до 1504 года, когда Превитали воспроизвел в своей датированной этим годом картине фигуру Иоанна Крестителя. Это одно из наиболее возвышенных и прекрасных Святых Собеседований художника. С одной стороны, оно построено еще в соответствии с живописными принципами кватроченто, то есть персонажи и изображенная на фоне природа отделены друг от друга (к их слитности он придет только
в Мадонне на лугу несколько лет спустя), но пейзаж в то же время трактован как реалистическая ведута в органическом единстве всех своих элементов, прозрачно ясная благодаря наполняющему ее воздуху.
Портрет дожа Леонардо Лоредана, самый большой из портретов Беллини, был, по-видимому, написан около 1501 года. В этот год шестидесятипятилетний патриций был избран дожем (он занимал эту должность до восьмидесяти пяти лет), и возраст изображенного соответствует этой датировке. В портрете ясно сказались уроки Антонелло - в тщательной реалистической передаче морщин и одежды, а также, в первую Очередь, в расположении фигуры в трехчетвертном повороте, а не в профиль, как того в отношении портретов дожей требовала иконографическая традиция, которой еще придерживался Джентиле.
Очевидна эволюция портретной живописи Беллини по сравнению с его первыми произведениями в этом жанре, в частности, с Портретом Йорга Фуггера, написанном еще до того, как он испытал влияние Антонелло, - застывшим и связанным с аналитическим реализмом поздней готики. В портрете Лоредана неподвижность персонажа получала эмблематическое значение, становилась знаком его высокого сана: эта «неестественность», если так можно сказать, кристаллизует, не затушевывая их, превосходно схваченные психологические черты его личности, хотя и переданные с некоторой торжественной отстраненностью. Беллини отказался от всякой психологической форсированности или слишком глубокой индивидуализации образа ради воплощения достоинства и иерархического величия его официального положения. Поэтому Портрет Лоредана скорее связан с венецианской портретной традицией, чем с новаторскими по характеру, гиперреалистиче-скими портретами Антонелло. К этому этапу творчества должен быть отнесен
Читающий Святой
Иероним в пейзаже (Вашингтон, Национальная галерея искусства - коллекция
Кресс). Внизу картины, на первом камне слева имеется стертая и не очень
ясная надпись: S. MCCCCCV. Ее считают теперь авторской и расшифровывают
как IOANNES BELLINUS MCCCCCV. Эта дата ставит немало проблем, поскольку
очевидно, что стиль картины не соответствует живописной манере
Мадонна
с Младенцем, Святым Марком, Святым
Августином и коленопреклоненным Агостино Барбариго (Алтарь
Барбариго) 200
х 320 см Мурано,
церковь Сан Пьетро Мартире
Беллини после 1490 года. По этому поводу выдвигались различные гипотезы - от предложения «разделить» фигуру и пейзаж, приписав их разным художникам (Беллини и Базаити, Беллини и мастерская), до иного прочтения даты или идеи о том, что она относится к завершению картины, по большей части исполненной задолго до этого времени. В общем и целом, притом, что, по-видимому, авторство Беллини не подвергается сомнению (к чему, однако, критика пришла не простым путем - достаточно привести в пример Бернсона, три раза менявшего свою точку зрения: в 1894, 1916 и в 1957 годах), эта последняя гипотеза представляется наиболее вероятной. Если в исполнении картины и участвовала мастерская, то ее вмешательство коснулось только некоторых частей пейзажа, например, архитектурных руин вверху слева, которые действительно кажутся жесткими и немного тяжеловесными. Пейзаж насыщен излюбленными Беллини символами и религиозными метафорами (фиговое дерево, высохшее дерево, плющ, нагромождение рыхлых слоистых скал и так далее). Все эти элементы пейзажа воспроизведены с любовным вниманием и лирическим чувством, но каждый как бы в отдельности -здесь нет еще их полного взаимопроникновения и слияния в высшем единстве, свойственного пейзажным фонам, написанным Беллини после 1500 года, и они воспринимаются скорее как превосходное
Алтарь Барбариго Деталь
Святое Собеседование Деталь
Святое Собеседование 58 х 107 см Венеция, Галерея Академии
Оплакивание
76 х 121 см
Флоренция, Пшерея Уффици
Человек в тюрбане
Флоренция, Кабинет рисунков и гравюр
галереи Уффици
Портрет кондотьера
51 х 37 см
Вашингтон, Национальная галерея искусства
Портрет юноши
31 х 25 см
Вашингтон, Национальная галерея искусства
Священная аллегория
73х119 см
Флоренция, Галерея Уффици
собрание реалистических
штудий. Впрочем, нет значительных различий между этой картиной и другой
авторской версией той же темы, бывшей ранее в коллекции Контини-Бонакосси
во Флоренции, а с 1974 года находящейся в Уффици. Мадонна на лугу
(около 1505), в течение нескольких десятилетий считавшаяся работой Марко
Базаити и впервые приписанная Беллини Гронау в 1928 году, является одним
из бесспорных шедевров Джованни. К сожалению, она находится не в очень
хорошем состоянии сохранности, вызванном, в частности, переводом с дерева
на холст в 1949 году: повреждения живописной поверхности в особенности
затронули группу Мадонны с Младенцем. Эта картина является своего рода
сводом канонов живописи Беллини и вершиной поразительного единства поэзии
и метафорического языка религиозных значений, которого Джованни достиг
благодаря широте культуры и эмоциональному богатству своей личности. Действительно,
немногие произведения Беллини имеют подобную двойственную природу и, следовательно,
требуют интерпретации на разных уровнях. Удивителен высочайший лиризм пейзажа,
играющего в картине такую важную роль. «Покой, объемлющий извечные человеческие
чувства: радующая сердце красота, благоговейная религиозность, неиз
менная одухотворенность, полнота жизнеощущения и всеобщее умиротворение, в котором растворены и смягчены все переживания», - так Лонги (1946) описывал пейзажи Джованни, и эти слова по праву можно отнести к Мадонне на лугу. Для Пиньятти же «столь правдивая реальность», которую он видит в картине, «свидетельствует о том, что отныне преобладает в интересах художника». Однако небо, наполненное безмятежно ясным светом, золотистые невесомые деревья на фоне его прозрачной синевы, здания, строгие и великолепные, атмосфера с ее нерушимой тишиной и гармонией, являются также идеальным воплощением «quies» - «духовного, идиллического примирения или отшельнического уединения», которое, как напоминает нам Баттисти, является путеводной нитью в религиозном почитании Марии. Не забудем и о том, что поскольку Мария сидит на сухой каменистой земле, то речь идет о Мадонне-Умильта (Смирение); и если вокруг нее расстилается тщательно написанный зеленый цветущий луг, то это намекает на hortus conclusus (запертый сад) средневековых гимнов. На фоне картины - другие атрибуты, относящиеся к Мадонне:
turns (крепость на холме), ворота, ограда колодца, облака (символ человеческой природы Христа, а также божественных тайн), борьба пеликана со змеей. Обилие символов и интеллектуальная многозначность, как мы видим, нисколько не умаляют эмоциональные и эстетические достоинства произведения, но, кажется, даже придают ему особенно полную гармонию. «Символизм здесь, - пишет Баттисти, -
столь всеохватен,
что становится чем-то само собой разумеющимся, как бы избитой истиной:
предполагается, что зрителю он знаком и - подобно современному иконологу
- тот стремится его найти, чтобы получить определенную информацию. Таким
образом, эта картина, рассчитанная на длительное созерцание, не вызывает
ни волнения, ни удивления, а лишь одно покоряющее чувство любви» (1980).
В таком же духе трактованы Джованни последующие изображения Мадонны - Мадонна
с благословляющим младенцем Христом из Института искусств в Детройте
(1509) и из пинакотеки Брера в Милане (1510). Хотя в обеих картинах вновь
появляется занавес, отделяющий священные персонажи от окружающего пейзажа,
здесь господствует новое художественное видение, которое учитывает, усваивая
их, открытия Джорджоне и соединяет человека и природу в неразрывное целое.
Исследования, проведенные в связи с последней реставрацией 1986 года, обнаружили,
что в картине из Бреры отсутствует подготовительный рисунок пейзажа. Это
подтверждает, что если Беллини еще ощущал необходимость
Священная
аллегория. Деталь Аллегория
Убеждения 32 х
22 см Венеция,
Галерея Академии Аллегория
Непостоянства (Фортуна) 33
х 22 см Венеция,
Галерея Академии Аллегория
Благоразумия 34
х 21 см Венеция,
Галерея Академии Аллегория
Лжи 34 х 22
см Венеция,
Галерея Академии
Святое Собеседование
75 х 84 см
Венеция, Галерея Академии
Святое Собеседование. Деталь
Портрет дожа Леонардо Лоредана
61,5х45 см
Лондон, Национальная галерея
в предварительном рисунке, чтобы написать фигуры, то был уже полностью уверен в своих возможностях изобразить природу и придать ей особую эмоциональную выразительность. Поверх подготовки, выполненной очень тонкими слоями краски, он часто работал кончиками пальцев. Спустя полвека после начала своей деятельности Джованни не забыл привычку, унаследованную от своего отца Якопо, - делать зарисовки в записной книжке и изучать каждую деталь с • натуры. И вот в картине появляются маленький гепард на античном постаменте, люди, занятые сельским трудом, животные. В итоге - хорошо построенный пейзаж, полный ясности и легкости. Хотя своей
Читающий Святой Иероним в пейзаже
49 х 39 см
Вашингтон, Национальная галерея искусства
Читающий Святой Иероним в пейзаже
145х114 см
Флоренция, Галерея Уффици
Читающий Святой Иероним в пейзаже. Деталь Флоренция, Галерея Уффици
Мадонна
на лугу
67 х 86 см
Лондон,
Национальная
галерея
Мадонна с Младенцем 85х118 см Милан, Пинакотека Брера
Мадонна с Младенцем Деталь
художественной концепцией он связан с кватроченто, тем не менее, свет играет в пейзаже столь существенную роль, что преображает его, направляя по пути тональной живописи. Единство композиции создается и благодаря разлитому в ней нежному и бледному свету утренней зари, символизирующей рождение новой эры.
Та же мягкость красочной
палитры и то же чувство нежности - в подписной Мадонне с Младенцем
из Галереи Боргезе в Риме, хронологически достаточно близкой картине из
Бреры. Еще одна вариация на тему, которая была одной из самых дорогих для
художника, она является, быть может, последней полностью авторской версией.
Мы не согласны с Хайнеманном, единственным, кто вместе с Дуссле-ром считает
ее произведением мастерской. Напротив, полнота форм, широкие круглящиеся
объемы, насыщенность цвета - все это, безусловно, характерные черты позднего
творчества Беллини. Как и менее тесная связь Матери и Сына, когда Мадонна
более не прижимает к себе Младенца в горячем порыве любви, а спокойно представляет
его взорам зрителей для поклонения.
Мадонна
с Младенцем 50
х 41 см Рим, Галерея
Боргезе
2i.SU ©® 2015